• Авторы
• Резюме
• Файлы
• Ключевые слова
• Литература

Тарабановская Е.А. 1 1 Астраханский государственный университет В статье уточнено понятие «этатизм» применительно к системе управления образованием, дана авторская интерпретация основных подходов к проблеме формирования системы управления образованием в исследуемый период. Проведен анализ исторических источников. Процессуальное воплощение философской концепции – этатизация (процесс распространения влияния государства на все сферы жизни общества) ‒ связана с централизацией и концентрацией государственной власти, ее бюрократизацией. Расширение функций государственной власти – общеисторическая тенденция. В первой половине XIX века нормативная база отечественного образования обгоняла текущую практику и служила не только условием закрепления уже существующей системы, но и импульсом, возбуждающим движение вперед. Русская модель образования могла существовать только при сильной централизованной власти. Поэтому в отечественной системе управления образованием всегда была выше степень централизации государственной власти, и государство исполняло больше социальных функций, нежели в других странах. Делается вывод, что в приграничной территории империи этатистская модель управления жизнью вообще и образованием в частности обусловлена историческим контекстом. 314 KB этатизм система управления образованием централизация государственная власть контроль бюрократия национальная система образования 1. Ахиезер А.С. Монологизация и диалогизация управления (Опыт российской истории) // Общественные науки и современность. – 2004. – № 2. – С. 24–34. 2. Бердяев Н. А. Судьба России. – М., 1990. 3. Васильчиков Б. . Воспоминания / сост., предисл., примеч. Н.И. Васильчикова, коммент. Д.А. Белеева. – М.-Псков, – 2003. 4. Гегель Г.В.Ф. Философия права. – М., 1990. 5. Денисов С. А. Этатизм как идеологическая основа нейтрализации действия норм Конституции Российской Федерации // Правовые проблемы укрепления Российской государственности. Часть 23. – Томск: Изд-во Томского ун-та, 2005. – С. 216–218. 6. Капралова Е.В., Голованова В.Ф. Политико-правовое регулирование высших учебных заведений в дореволюционной России. Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. – 2011 – № 4 (1). – С. 269–274. 7. Краткая Российская энциклопедия: в 3 т. – Т.3: Р-Я / сост. В.М. Карев. – М.: Большая Российская энциклопедия: ООО «Изд. Дом «Оникс 21 век». – 2003. – 135 с. – С. 880. 8. Овчинников А.В. Политико-правовой процесс в отечественном образовании 1801–1917 гг.: автореф. дис. … докт. педагог. наук : 13.00.01. – М., 2010. – 46 с. 9. Рождественский С.В. Исторический обзор деятельности Министерства народного просвещения. 1802–1902 гг. – СПб., 1902. 10. Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. – 2-е изд. – СПб., 1875. – Т. 1. 11. Тарабановская Е.А. Джадидизм и кадимизм на приграничной территории Российской империи: новые факты истории // Гуманитарные исследования. – 2013. – № 1(45). 12. Чернавский М.Ю. Этатизм, принцип автаркии в экономике и идея государственного социализма в консервативных концепциях XIX ‑ начала XX века // Российская империя: стратегии и опыты обновления / Под ред. М.Д. Карпачева, М.Д. Долбилова, А.Ю. Минакова. – Воронеж: Изд-во Воронеж гос. ун-та, 2004. – С. 415‑436. 13. Шакиров И.А., Абдрахманов Д.М., Кучуков Р.Р., Нугуманов М.М. Соотношение феномена этатизма и развития гражданского общества в современной России: перспективы и последствия (региональный аспект) – Уфа: Вагант, 2011. – 128 с. 14. Шигабутдинов Р.Р. Либеральная концепция реформирования государственного устройства России в политико-правовом наследии профессора Г.Ф. Шершеневича // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. – 2013. – № 1. – Ч. 1 – С. 208–210. 15. Щекотихин В.Н. Этатизм и его роль в укреплении современной государственности: зарубежный опыт и российские тенденции // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4: История. Регионоведение. Международные отношения. – 2008. – № 1. – С. 115–122.

Отношения государства и общества составляют один из самых живых вопросов современной науки. Государство и общество – это своего рода две формы бытия, которые существуют вместе и имеют непосредственное влияние друг на друга: они взаимодополняют и взаимоотрицают друг друга. Важнейшим средством воспроизводства, развития и распространения культуры в различных социальных слоях, фокусирующим на себя позицию государства, является сфера образования. Сложный процесс взаимодействия просвещения и властных структур в России во многом определял направление развития нашей страны в новое и новейшее время. Этот процесс протекал в различных формах в разные периоды времени, каждый из которых налагал на него свою специфику. Это обстоятельство также актуализирует объективную потребность в историческом осмыслении прошлого с тем, чтобы найти такие стороны образовательной политики государства прошедших эпох, которые могут быть учтены при анализе настоящего и разработке прогноза будущего.

Анализируя литературу по определению дефиниции в рамках исследования, мы пришли к заключению, что в фундаментальной историко-педагогической литературе проблема этатизации масштабно не рассматривалась. Лишь в 2008 году Институт теории и истории педагогики РАО впервые артикулировал проблему как перспективное направление в истории педагогики .

Не претендуя на историко-правовой анализ феномена, мы делаем попытку введения в научный оборот термина этатизм при освещении проблем развития системы управления образованием в России. Классическая трактовка дефиниции определяет этатизм как «Направление общественной, политической мысли, рассматривающее государство как высший результат и цель общественного развития» . Идеология, абсолютизирующая роль государства в обществе и предполагающая широкое и активное государственное вмешательство в экономическую и социальную жизнь общества .

Идеи этатизма исторически были свойственны социальным концепциям еще в древности, однако приобрели артикулированный характер с формированием самого понятия государства как безличного социального института, имеющего статус субъекта определенных социальных отношений и действий, что, в свою очередь, стало возможным с окончанием эпохи абсолютных монархий.

Идеи государства как высшего результата и цели общественного развития восходят к Гоббсу и Гегелю и связаны с апологией абсолютизма. По Г. Гегелю «не гражданское общество являлось движущей силой исторического прогресса, а государство. …Опасность существования всеобъемлющего государства состоит в том, что оно поглощает гражданское общество и не стремится гарантировать гражданам их права и свободы» .

С общетеоретической позиции под этатизмом подразумевается направление общественно-политической мысли, расценивающее государство как высший результат и цель общественного развития. Позиция консерваторов в той или иной форме всегда сводилась к отстаиванию положений, в соответствии с которыми государство путем активного воздействия регулирует общественные процессы. Этатизм также трактуется как одна из теорий взаимоотношения государства и гражданского общества .

Сторонниками социологического и психологического направления правового этатизма в той или иной мере являлись Н.А. Бердяев, В.М. Гессен, И.А. Ильин, И.В. Михайловский, А.С. Ященко и др. «Государство объемлет все сферы жизни, – писал Н.А. Бердяев, – и совершенное государство окончательно должно захватить все сферы жизни, организовать всю жизнь, не оставив места для свободного общества и свободной личности. …Я откровенно должен сознаться, что мечтаю о несовершенном государстве и в нем вижу больше правды, чем в совершенном государстве… Государство должно быть сильным, но должно знать свои границы. …Своим этатизмом, своей мечтой о совершенной организации жизни через государство, евразийцы порывают с традициями нашей национально-религиозной мысли, …и в сущности, как это ни странно, вступают на путь европеизации и американизации России. …» .

Г.Ф. Шершеневич, оказавший большое влияние на углубление концепции этатизма в общей теории права в России, считал, что инстинкт самосохранения, страх за свое благополучие и доверие к органам государства со стороны подданных составляют индивидуально-психологическую основу государственной власти. Интересно, что эти идеи русского правоведа, по сути, подрывали сами основы этатизма, так как предполагали, что не сам факт установления закона государством порождает право, а способность власти убеждать в этом население .

В трудах дореволюционного русского ученого-правоведа А. Васильчикова анализируется проблема взаимодействия органов местного самоуправления с органами государственной власти. А. Васильчиков считал, что местное самоуправление должно действовать только в рамках законов, установленных государственными властями, и местные власти могут «домогаться» независимости только в рамках, установленных этими властями. В связи с этим можно сказать, что местное самоуправление не конкурирует с государственной властью, а наоборот, способствует ее укреплению .

С 70-х гг. CC века термин «этатизм» применяется в большинстве случаев в критическом смысле для обозначения доминирующей роли государства в отношении общества и в качестве синонима государственного социализма. На современном этапе этатизм, понимаемый в консервативном смысле, усматривает главную опасность для свободы в деструктивных импульсах эмансипации, исходящих от общества. Их преодоление связывается со способностью государства утвердить свою самостоятельность относительно общества . Процессуальное воплощение (этатизация) – огосударствление – процесс распространения экспансии государства, его учреждений на все сферы жизни общества – связано с централизацией и концентрацией государственной власти, ее бюрократизации . Равновесие и взаимосвязь общественных, групповых и индивидуальных процессов государство осуществляет посредством управленческих функций и здесь возникает проблема глубины вовлеченности государства в указанные процессы.

Социально-философский анализ показывает, что в исследуемый период система управления образованием формировалась под влиянием традиционалистского консерватизма, ориентированного на принципы монархии, сословности и жёсткие религиозные установки и представлены попытки модернизации консервативной идеологии для возможного использования новых форм функционирования социума: идеи этатизма, государственного социализма и автаркии .

Определенные перспективы в поиске ответов на сложные проблемы российской действительности открывают исследования, ведущиеся с системных социоисторических позиций А.С. Ахиезером. По его мнению, с точки зрения социоприродной истории, этатизм в России объясняется тем, что последние 500 лет российский этнос находится в состоянии перманентного дефицита энергетических ресурсов — основы хозяйственной деятельности и бытия в целом, что диктует необходимость строгой централизованной регламентации жизни каждого в отдельности и всех вместе государством, которое является необходимым фактором выживания целого . Вопросы правового регулирования российских учебных заведений в дореволюционной России являлись объектом специальных исследований современных историков педагогики .

Главной особенностью строительства российской системы образования стала идея государственности. 1803−1804 гг. явились периодом напряженной деятельности нового министерства, когда рядом энергичных законодательных и подзаконных актов было обеспечено создание и налаживание работы образовательной системы. В те годы были организованы центральные учреждения, созданы учебные округа, разработаны уставы высших, средних и начальных учебных заведений, издан цензурный устав и другие. 23 января 1803 г. были утверждены императором и опубликованы «Предварительные правила народного просвещения», которые стали первым законодательным актом, закрепившим новую, более или менее цельную образовательную систему страны .

Это была, по существу, первая государственная образовательная доктрина. Нормативная база отечественного образования нередко обгоняла текущую практику и служила не только для закрепления уже существующего, но и формой развития, импульсом, возбуждающим движение вперед. «Предварительные правила народного просвещения», утвержденные императором 23 января 1803 г., представляли собой важнейший программный документ, нацеленный на строительство отечественной образовательной системы, своего рода национальную образовательную доктрину. Этот документ убедительно свидетельствует об исключительном значении, которое придавалось властями делу образования, ставшему делом большой государственной важности. В статье первой значится: «Народное просвещение в Российской империи составляет особую государственную часть, вверенную министру сего отделения и под его ведением распоряжаемую Главным училищ правлением». В конце программного документа имеется еще одно свидетельство принципиального отличия рождающейся. Русская модель образования могла существовать только при сильной централизованной власти. Поэтому в отечественной системе управления образованием всегда была выше степень централизации государственной власти, и государство исполняло больше социальных функций, нежели в других странах .

Документ начинается с провозглашения конституирующего принципа отечественной образовательной системы, и в статье первой значится: «Народное просвещение в Российской империи составляет особую государственную часть, вверенную министру сего отделения и под его ведением распоряжаемую Главным училищ правлением» .

В стране создавалась единая и целостная система учебных заведений. Согласно ст. 14 Устава 1804 г. в шести учебных округах учреждались университеты. Причем если в Москве, Вильнюсе и Дерпте университеты уже существовали, то в Санкт-Петербурге, Казани и Харькове их предстояло создать.

Таким образом, нормативная база отечественного образования нередко обгоняла текущую практику и служила не только для закрепления уже существующего, но и формой развития, импульсом, возбуждающим движение вперед. Данная особенность нормативно-правовой базы русской школы отличает ее на протяжении всей истории. Остальные статьи первой главы закрепляют организационные формы, отношения управления и подчинения. Среди них выделяются статьи об округах и их попечителях. Так, согласно ст. 19 «Главное училищ правление состоит из попечителей университетов и их округов с другими членами, определяемыми от имени Императорского Величества», т.е. это своего рода коллегия при министре.

Так выстраивается единая управленческая вертикаль снизу от приходских и уездных училищ и университета до самого верху через ректора, попечителя и министра. Очень важна и ст. 20, раскрывающая положение и содержание функции попечителя: «Попечитель отвечает за благоустройство всех училищ вверенного ему округа, получает донесения от своего университета, до учреждения же оного и до общего устройства округа прямо от училищ тем порядком, какой в сходство сих правил постановлен будет». Поскольку попечитель имел непосредственный выход на императора, его влияние на ход университетской жизни не уступало, но даже превышало власть министра. Такой фигуры не знала практика университетского строительства на Западе.

Министерство получило через попечителей повседневную поддержку самого императора. Это, естественно, выделяло министерство из ряда других и придавало всему образовательному ведомству особый, если не чрезвычайный или мобилизационный характер. Создав систему учебных округов, Россия не пошла по пути копирования западного опыта. Наиболее существенным отступлением от принятых на Западе норм университетской демократии являлось наличие в образовательной системе страны особой фигуры – упомянутого попечителя учебного округа, полномочного представителя центральной власти, ответственного за постановку работы образовательной системы на вверенной ему территории .

Попечители и обеспечили в конечном счете единство государственной образовательной политики на территории необъятной страны, стали надежной преградой на пути нежелательных явлений, в частности, ведомственного бюрократизма и еще более опасного местного автономизма и сепаратизма .

Нетрудно вывести и принцип построения округов – они объединяли более или менее обширные территории, располагавшие определенным минимумом культурных сил и ресурсов, при наличии организующего, системообразующего центра в лице университета – принцип самодостаточности. Университет с попечителем во главе являлся учебным и административным центром округа, в его непосредственном ведении находились губернские гимназии. Директоры гимназий имели «общее смотрение» над уездными и другими учебными заведениями, а смотрители уездных училищ отвечали за состояние дел в приходских учебных заведениях .

Такая структура российской образовательной системы (сеть мощных концентров с попечителями во главе) была обусловлена историческими особенностями страны, в частности, ее огромными пространствами и крайней бедностью материальных и финансовых ресурсов, нехваткой культурного опыта и педагогических кадров. По мере накопления сил и средств, как и практического опыта, необходимость в сложной иерархической системе отпадала, и она была отменена в ходе учебной реформы Уварова .

Исследования выявили устойчивую тенденцию − укрепление государственной, национальной исполнительной и бюрократической власти в исследуемый период. Согласно законам синергетики гибридное общество могло существовать только при сильной централизованной власти, способной различными принудительными мерами сдерживать возникающие социальные противоречия. Поэтому в Российской империи в исследуемый период государство исполняло больше социальных функций, нежели в других странах.

Для управления образовательными учреждениями и организациями, размещенными на конкретных территориях, была необходима иерархия административных органов, а чтобы координировать территориальные и отраслевые аспекты функционирования государства.

Структурная организация управления образованием накладывала существенные ограничения на возможности ее изменения. Она допускала только такие изменения, которые не затрагивали ее сущности. Итак, можно сделать вывод, что этатистские тенденции возобладали в системе управления образованием России первой половины XIX в. и были обусловлены историческим контекстом.

Рецензенты:

Воронцова Т.В., д.п.н., профессор, главный научный сотрудник ГНУ «Прикаспийский НИИ аридного земледелия», г. Астрахань;

Работа поступила в редакцию 11.04.2014.

Библиографическая ссылка

Тарабановская Е.А. ЭТАТИЗМ И СИСТЕМА УПРАВЛЕНИЯ ОБРАЗОВАНИЕМ В РОССИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА // Фундаментальные исследования. – 2014. – № 6-2. – С. 364-368;
URL: http://www.fundamental-research.ru/ru/article/view?id=34166 (дата обращения: 26.10.2020).Предлагаем вашему вниманию журналы, издающиеся в издательстве «Академия Естествознания» (Высокий импакт-фактор РИНЦ, тематика журналов охватывает все научные направления) «Современные проблемы науки и образования» список ВАК ИФ РИНЦ = 0.791 «Фундаментальные исследования» список ВАК ИФ РИНЦ = 1.074 «Современные наукоемкие технологии» список ВАК ИФ РИНЦ = 0.909 «Успехи современного естествознания» список ВАК ИФ РИНЦ = 0.736 «Международный журнал прикладных и фундаментальных исследований» ИФ РИНЦ = 0.570 «Международный журнал экспериментального образования» ИФ РИНЦ = 0.431 «Научное Обозрение. Биологические Науки» ИФ РИНЦ = 0.303 «Научное Обозрение. Медицинские Науки» ИФ РИНЦ = 0.380 «Научное Обозрение. Экономические Науки» ИФ РИНЦ = 0.600 «Научное Обозрение. Педагогические Науки» ИФ РИНЦ = 0.308 «European journal of natural history» ИФ РИНЦ = 1.369 Издание научной и учебно-методической литературы ISBN РИНЦ DOI

66. Этатистский тип правопонимания

Название этого типа правопонимания происходит от французского слова etat — «государство».

Как очевидно из названия, его формирование связано с возникновением западноевропейских абсолютистских государств. В Европе этатизм был противовесом юснатурализму, защищая позитивное, то есть государственное, право.

Но как течение (хотя и без названия) этатизм в зачаточном виде появился еще в раннем средневековье в болонской школе юристов (XI–XII вв.). В его основу легло римское право.

Этатисты признавали торжество закона и государства над отдельной личностью.

По этой точке зрения закон (государство, монарх) всегда прав.

Только нормы права способны удержать человека от негативных поступков.

Отсутствие закона или слабость приводят к непредсказуемым результатам (отъем собственности, революции).

Власть, писаное право признавались тем фактором, который способен создать процветающее общество, хотя для его процветания придется применить насилие над отдельными личностями.

Право является созданием государства, обеспечивается его принудительной силой (Дж. Остин).

Соответственно, источники права отождествляются с волей государства. На этой точке зрения стояло большинство историков, правоведов и филососов. Вовлеченные в круг государственных проблем, они не могли рассматривать общество, исключив государственное право.

В XIX в. философское обоснование этатизма дал О.Конт, который считал, что необходимо отойти от метафизического взгляда на мир, сущность которого и так непознаваема, так стоит ли усложнять то, что можно проверить практикой.

В правопонимании этот подход привел к переходу от этатизма к оформлению школы правового нормативизма.

Этатизм предполагает произвольное установление содержания правовых норм государством, либо господствующим классом.

Этатизм не приводит обязательно к диктатуре или тоталитарному обществу, но он признает за государством право устанавливать для его граждан необходимую меру свободы и не считает гуманитарные ценности ценностями.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Читать книгу целиком
Поделитесь на страничке

СЕРИЯ: ПОЛИТОЛОГИЯ

УДК 323:321 DOI: 10.12737/14295

ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ ЭТАТИЗМ КАК СПОСОБ ОРГАНИЗАЦИИ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВЛАСТИ: ОСНОВНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ

Дорофеев А.В.1

В статье анализируются процессы этатизации государственной власти в странах развивающейся демократии. Автор придерживается точки зрения, что в политической практике современных стран существует демократический тип этатизма. Автор приходит к выводу, что наличие этатистских тенденций в виде усиления государственного контроля процесса принятия политических решений, государственного регулирования блока социально-экономических отношений и т.п. не противоречит демократическому вектору общественного развития, а синтез декларируемых демократических ценностей и этатистских реалий позволяет выделять демократический тип этатизации как одну из разновидностей современного этатизма. Основными критериями отличия демократического этатизма от других разновидностей последнего, по мнению автора, являются наличие конституционно закрепляемых принципов народовластия, а также фактические масштабы государственного вмешательства в общественную жизнедеятельность.

Ключевые слова: государственная власть, демократическое развитие, общественнополитическая стабильность, эффективное государственное регулирование, либерализм, консерватизм, этатизм, общественное благо.

DEMOCRA TIC ETA TISM AS A WAY OF ORGANIZA TION OF STA TE PO WER:

MAIN FEATURES

DOROFEEV A.V. — Postgraduate student of the Department of Political Science and Public Policy,

Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration of the Orel branch (Orel,

Russian Federation); e-mail: vestniksrvon@mail.ru

Сегодня в странах, стоящих на пути движения к демократии и институционально ее утверждающих, возникает проблема устойчивого развития в рамках таких демократических принципов как политический и идеологический плюрализм, свободная рыночная экономика, независимость СМИ и т.п. Нерешенные социально-экономические трудности, особенности

Дорофеев Аркадий Валентинович — Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, Орловский Филиал, аспирант кафедры политологии и государственной политики (Российская Федерация, г. Орёл), е-mail: vestniksrvon@mail.ru

Central Russian Journal of Social Sciences • volum 10 • issue 5 • 2015

СЕРИЯ: ПОЛИТОЛОГИЯ

национального политического сознания и культуры, а также неэффективность государственного управления создают препятствия, воздействие которых перечеркивает такие базовые

составляющие демократии, как свободные выборы, равенство перед законом, честная конкуренция и т.д.

В прошлом созревание капитализма являлось и предпосылкой, и катализатором установления демократических форм правления. Один из уроков истории заключается в том, что, по крайней мере, рыночная экономика предшествовала возникновению демократических институтов. Эти закономерности достаточно отчетливо проявились в ходе эволюционного развития некоторых стран Азии, Южной Европы и Латинской Америки, прошедших через фазу авторитарного правления, ускорившего создание эффективных рыночных экономик, способствовавших затем политической демократизации. Развитие некоторых из них, особенно в Латинской Америке, доказывает возможность существования на переходном этапе некой «гибридной» политической системы, характеризующейся сочетанием авторитарных и демократических тенденций1.

С начала 90-х годов схожие тенденции присутствовали почти во всех посткоммунистических странах. Сравнительные опросы тех лет в общенациональных масштабах показывали, что треть населения Центральной и Восточной Европы предпочитала избавиться от парламента и выборов и иметь сильного лидера, который бы быстро решал стоящие перед обществом проблемы. Безусловно, интенсивность подобных настроений находилась на разном уровне, и доля людей, поддерживавших этатистские тенденции колебалась, например, от 16 и 18% в Чешской Республике и в Венгрии до 30 и 35% в Польше, до 42 и 45% в Словении и Болгарии2. Однако фактом является то, что авторитарные настроения приобретали массовый характер, и их усиление стало общей тенденцией.

Согласно социологическим данным, эта тенденция проявилась наиболее отчетливо в ряде независимых государств, возникших на территории бывшего Советского Союза. Так, Россия, Украина и Белоруссия находились в «первых рядах» среди посткоммунистических стран по доле населения, одобряющего идею усиления государственного регулирования и установления режима «твердой руки» (43, 56 и 57% соответственно)3. Эти идеи стали возникать в массовом сознании после того, как многие политики и эксперты обратились к их серьезному обсуждению. Действительно, как показывает опыт развитых стран 30- 60-х годов, тенденции этатизации политического развития позволяли восстановить порядок в обществе и взять процесс экономических и социальных преобразований под жесткий контроль, что, в свою очередь, обеспечивало политическую стабильность общества и, следовательно, способствовало осуществлению рыночных реформ, необходимых для улучшения экономического положения страны, и утверждению демократической формы правления. Таким образом формировался тип модернизации, в котором могли гармонично сочетаться как механизмы эффективного государственного регулирования, так и демократические основы развития государства и общества.

Исходя из этого, имеет смысл говорить о существовании на практике демократического типа этатизации, базовые принципы которого сформированы отчасти в социально-либеральной идеологии второй половины ХХ в., в которой, в свою очередь, осуществлен синтез консервативной и либеральной концепций.

Так, еще Энгельс обращал внимание на то, что «всестороннее вмешательство правительства охватывает два момента: и выполнение общих дел, вытекающих из природы всякого общества, и специфические функции, вытекающие из противоположности между правительством и народными

1 Шевцова Л. Как Россия не справилась с демократией: логика политического откатаю // Pro et Contra. -Т.8.- 2004. — №3. — С. 36-55

2 Европа-Россия: основные направления социального развития в XXI веке. — М., 2000. — С. 20.

3 Там же.

Среднерусский вестник общественных наук • том 10 • №5 • 2015

СЕРИЯ: ПОЛИТОЛОГИЯ

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

массами»1. Следовательно, государство также выполняет функции, необходимые для обеспечения нормальной жизнедеятельности общества (поддержание правопорядка, создание условий для экономической стабильности и развития науки и культуры, материальная поддержка малообеспеченных слоев населения и т.д.)2.

Схожие идеи присутствуют и в трудах русских исследователей. Так, к примеру, сущность «охранительного либерализма» Б. Чичерина3, состоит в примирении начал свободы с началами власти и закона, по принципу «либеральные меры и сильная власть». Либеральные меры предоставляют обществу самостоятельность в деятельности, обеспечивают права граждан, сохраняют свободу мысли и свободу совести. Сильная власть, блюстительница государственного единства, как он пишет, связывает и сдерживает общество, охраняет порядок, строго надзирает за исполнением закона, пресекает всякое ею нарушение и внушает гражданам уверенность, что во главе государства есть твердая рука, которая сумеет отстоять общественные процессы против напора анархических стихий и против реакционных сил4.

Другими словами, развивая идеи свободы человека как носителя абсолютного начала, Б.Чичерин обосновывает смысл права, не сводимого ни к общественному договору, ни к произволу законодателя, так как в его основе лежат естественные права человека на жизнь, свободу и собственность. Эти требования, закрепленные в системе законов, составляют гражданские свободы и обеспечивают равные права для всех граждан. А государство корректирует конкурентные принципы гражданского общества, компенсируя реальное неравенство отдельных социальных групп, сословий, граждан, и сглаживает противоречия между ними. Государство, которое есть высшая форма организованного человеческого общения, которое в определенном смысле можно рассматривать как «страховой полис нации», есть сила, стоящая над классами и сословиями, приводящая враждующие силы к согласию, обеспечивающая общественное благо, когда само стремление к частным интересам служит достижению общественных целей. Поэтому и реформы должны осуществляться «сверху», поскольку только государство, стоящее на страже общественного интереса, может провести их средствами, исключающими произвол, нарушение законности и т. д. Государство, таким образом, является органом общества в целом и призвано корректировать исторический процесс, устраняя искусственные препятствия на его пути.

Таким образом, наличие в обществе либеральных ценностей и свобод есть результат функционирования государства как органически, естественным образом выросшей на основе потребностей общества формы человеческого существования, т.е. этатизация в демократическом обществе — это не столько ограничение последнего, сколько инструмент и механизм его развития.

Вопросом о цели этого планомерного общественного развития, в котором и проявляется сущность государства, задавался, например, С. Франк, указывавший, что ответ на этот вопрос содержит две крайние позиции, которые он называет «отрицательной и положительной теорией государства»5.

Либерализм как воплощение «отрицательной теории» государства считает, что главной его целью является охранение спокойствия и безопасности, внешней упорядоченности общественной

1 Маркс К., Энгельс Ф.. Сочинения. Тома 1-39. — М.: Издательство политической литературы, 1955-1974 г.г.-Т. 25. — Ч. I. — С. 422.

3 Чичерин Б.Н. Различные виды либерализма // Общественные науки и современность. — 1993. — №3. -С.117-121.

4 Ступникава М.Н., Федотов А.С. Либерально- консервативная концепция государства и Россия // Власть. -2005. — №6. — С.67

5 Франк С.Л. Духовные основы общества: Сборник /С. Л. Франк; Сост. П. В. Алексеев. — М.: Республика, 1992. — С. 127

Central Russian Journal of Social Sciences • volum 10 • issue 5 • 2015

СЕРИЯ: ПОЛИТОЛОГИЯ

жизни. Взгляд на государство как на «ночного сторожа» вытекает, по мнению С. Франка, из индивидуалистического воззрения, согласно которому свобода в отрицательном смысле нестесненности личного своеволия и самоопределения «есть идеал общественной жизни, всякое же объединение есть чисто внешний, механический акт, имеющий задачей устранить или ослабить трения и опасности разрушения, возможные при свободном взаимодействии личностей. Государство в рамках либерализма, таким образом, понимается как некий внешний «покров», не имеющий внутреннего органического отношения к обществу, мыслимому исключительно по типу гражданского общества как свободного взаимодействия личностей1.

Государство органически произрастает изнутри, а не накладывается извне, как и гражданское общество. Поэтому этатизм — это не только контроль и ограничение, но также строительство и формирование. Государственное регулирование не должно уничтожать и ограничивать индивидуальную свободу, рассматривая спонтанность общественных отношений как неизбежное зло (положительная теория государства). Государство не может существовать без своей естественной основы — гражданского общества. Границы этатизации, таким образом, предопределены наличием и качеством самого гражданского общества.

И здесь, поэтому нужно четко видеть права и границы допустимой деятельности человека и государства, видеть те условия, при которых они сотрудничают, а не противостоят и при которых человек остается свободным, при том, «что единственная прочная основа свободы есть государственный порядок, поддерживаемый сильной властью»1 2. Все значимые проблемы решаются при помощи государства. Этатитизация в рамках демократического развития позволяет избежать в переходные периоды катастрофических результатов. Таким образом, стоит задача создания такой формы государства, которая способствовала бы укреплению веры людей в собственные силы и одновременно гармонизировала бы интересы всех слоев общества. Для социально-либерального подхода главное состоит в достижении не экономической, а социальной эффективности на основе артикуляции местных средств и ресурсов в достижении значимых общественных целей, в этом и заключается важнейший исходный момент социального либерализма.

Его ценность в том, что он переработал либеральную парадигму в части ее идей и принципов, имеющих общецивилизационное значение, на почвенном материале, с учетом конкретных нравственных идеалов, исторически сложившегося культурного опыта, в полном соответствии с явными и патентными ценностными установками национальной культуры3. Все это обеспечивалось комбинированием в различных пропорциях таких культурных ориентиров, как универсальный прогресс и национальное развитие, свобода и ответственность личности, общественная самодеятельность и этатизм, общечеловеческие и национальные светские и религиозные ценности.

Таким образом, можно выделить следующие принципы демократического типа этатизации как модели организации государственной власти:

— незыблемость естественных права человека на жизнь, свободу и собственность;

— политический и идеологический плюрализм;

— государство как органическое, эволюционное порождение общества;

— государство не цель развития общества, а инструмент и гарант общественного развития.

1 Ступникава М.Н., Федотов А.С. Либерально-консервативная концепция государства и Россия // Власть. -2005. — №6. — С.67

2 Ступникава М.Н., Федотов А.С. Либерально-консервативная концепция государства и Россия // Власть. -2005. — №6. — С. 72

3 Тюрин Е.А, Савинова Е.Н. Национальный стиль развития политического процесса в современной

Шотландии: к вопросу о шотландской идентичности // Власть. — 2015. — №4. — С. 195-200______________

Среднерусский вестник общественных наук • том 10 • №5 • 2015

СЕРИЯ: ПОЛИТОЛОГИЯ

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Что же касается характера современных демократических преобразований, то попытки оценить достигнутый третьей волной демократизации прогресс иногда отклоняются, как преждевременные. Из почти 100 стран, относящихся к так называемым «переходным», только относительно небольшое число — вероятно, меньшее 20 — успешно продвигаются по пути становления хорошо функционирующих демократий или, по крайней мере, достигли определенного прогресса в демократических преобразованиях и сохраняют положительную динамику. Лидируют в этой группе страны Центральной Европы и Балтийского региона — Польша, Венгрия, Чешская Республика, Эстония и Словения, — хотя в ней есть несколько государств Южной Америки, прежде всего — Чили и Уругвай. Группа стран, которые достигли несколько меньшего прогресса, но, очевидно, все еще продвигаются вперед, включает Словакию, Румынию, Болгарию, Мексику, Бразилию, Гану, Филиппины и Южную Корею1.

Однако большинство стран третьей волны так и не пришли к хорошо функционирующей демократии или, очевидно, не развивают и не углубляют прогресса, пусть даже незначительного, достигнутого на начальном этапе. В нескольких государствах первоначальное политическое открытие явно потерпело неудачу, авторитарные режимы снова укрепились. Так произошло в Узбекистане, Туркмении, Белоруссии и Того. Большинство же «переходных стран», однако, не являются ни диктаторскими, ни безусловно продвигающимися к демократии. Они вступили в политическую серую зону1 2. Эти страны обладают некоторыми признаками демократизации политической жизни, включая, по меньшей мере, наличие ограниченного политического пространства для существования оппозиционных партий и независимого гражданского общества, а также регулярные выборы и демократические конституции. Но при этом для них характерны слабое представительство интересов граждан, низкий уровень политического участия, не выходящего за пределы голосования, частые нарушения законов должностными лицами государства, сомнительная легитимность выборов, почти полное отсутствие доверия общества государственным институтам и устойчиво низкая институциональная эффективность государства.

Практика современного государственного строительства позволяет современным

исследователям вычленить из всей совокупности политических систем, такие, которые трудно вписываются в общепринятую триаду Демократия — Авторитаризм — Тоталитаризм. Политические режимы, при которых руководители побеждают на относительно свободных выборах, получили разные определения: электоральные, виртуальные, нелиберальные, делегированные, властные, частичные, направляемые или неполные демократии, конкурентные или гибридные авторитарные. Количество стран, оказавшихся между прямой диктатурой и установившейся либеральной демократией, драматически выросло. Чтобы как-то охарактеризовать их, политические аналитики предложили множество терминов «неполной демократии», включая такие, как «полудемократия», «формальная демократия», «электоральная демократия», «фасадная демократия»,

«псевдодемократия», «слабая демократия», «частичная демократия», «нелиберальная демократия» и «виртуальная демократия»3. Некоторые из этих терминов, такие как «фасадная демократия» и «псевдодемократия», применяются только по отношению к достаточно определенному подмножеству стран серой зоны. Другие понятия, например, «слабая демократия» и «частичная демократия», используются намного шире. Как бы ни были интересны эти термины, особенно в контексте аналитических исследований, вроде работы О’Доннелла по «делегативной

1 Мельвиль А.Ю. Опыт теоретико-методологического синтеза структурного и процедурного подходов к демократическим транзитам // Полис. — 1998. — №2. — С. 17

2 Карозерс Т. Конец парадигмы транзита // Политическая наука. — 2003. — №2. — C. 46

3 Красин Ю.А, Российская демократия: коридор возможностей // Полис. — 2004. — № 6. — С. 110_______

Central Russian Journal of Social Sciences • volum 10 • issue 5 • 2015

СЕРИЯ: ПОЛИТОЛОГИЯ

демократии»1, они разделяют ответственность следующего рода: описывая страны в серой зоне как некие типы демократических государств, аналитики в действительности пытаются применять парадигму перехода к тем самым странам, политическое развитие которых ставит эту парадигму под сомнение. Большинство терминов «неполной демократии» используется для того, чтобы охарактеризовать страны как застрявшие на одном из предполагаемых этапов демократизации. Эти по-разному определяемые варианты демократии и авторитаризма создают концептуальную путаницу. Упомянутые варианты подразумевают, что подобные общественно-политические системы развиваются, соответственно, в направлении либо демократии, либо авторитаризма. Вместе с тем очевидно, что некоторые из вновь возникающих политических систем чем-то отличаются как от демократии, так и от авторитаризма. Общее для таких режимов — настойчивые утверждения об «особом пути» нации и неоднозначный отклик на разнообразие, сопровождающее глобализацию. Они пытаются одновременно и поддерживать, и ограничивать разнообразие. Такую систему Х. Балзер, профессор политологии Джорджтаунского университета (США, определяет как управляемый плюрализм2.

Согласно данной концепции, власть не предписывает единой государственной идеологии, скорее, государство ограничивает те идеологии, которые слишком уж выделяются либо угрожают власти. Управляемый плюрализм не требует однопартийной политической системы: государство стремится ограничить участие в политической жизни лишь тем партиям, которые могут поставить под сомнение определенные политические решения либо бюджетные приоритеты, но не способны эффективно противостоять руководству. Средства массовой информации не подвергаются прямой цензуре, но существуют механизмы, заставляющие их понимать свою ответственность: они вольны критиковать, но при необходимости их можно приструнить, используя разные меры экономического и физического давления. Малотиражные издания и Интернет становятся отдушиной для интеллектуалов, но телевидение и радио вынуждены придерживаться более строгих стандартов. Управляемый плюрализм подразумевает одновременно и поддержку, и ограничение гражданского общества. Руководители государства признают, что деятельность профсоюзов, ассоциаций бизнесменов, неполитических организаций (НПО) и других субъектов гражданского общества необходима для страны, конкурирующей в условиях глобальной экономики и на рынке идеологического влияния. В то же время политические системы управляемого плюрализма (по мнению Балзера Х., Россия и Китай — два самых ярких примера) стремятся одновременно организовывать, регулировать и по своему усмотрению ограничивать эту деятельность3.

Руководство системы управляемого плюрализма хорошо понимает, что удушить все независимые способы выражения и политическое разнообразие невозможно, да и нежелательно. Это явно не тоталитаризм или посттоталитарное администрируемое общество. Главное отличие управляемого плюрализма от демократии, где тоже существуют определенные границы, -отсутствие институционализации процессов для установления или изменения этих границ. Кроме того, эта система непредсказуема и не управляется никакими правилами; усиливающаяся опора на институты законности не отменяет вмешательства и произвола. Управляемый плюрализм отличается тем, что руководство, настаивая на произвольности и неопределенности его границ, в то же время не просто признает неизбежность плюрализма, но и прямо поощряет его. Таким образом, процессы этатизации согласно данной концепции есть элемент конструирования политического, экономического и идеологического пространства общества, а в равной мере и механизм построения самого гражданского общества.

1 О’Доннел Г. Делегативная демократия // Пределы власти. — 1994. — №2-3. — С. 54-57.

2 Балзер Х. Гражданское общество и правовое государство // Общественные науки и современность. — 2004. — №2.

3 Балзер Х. Гражданское общество и правовое государство // Общественные науки и современность. -2004.- №2. — С. 50-52.

Среднерусский вестник общественных наук • том 10 • №5 • 2015

СЕРИЯ: ПОЛИТОЛОГИЯ

В качестве вывода можем заключить, что различия темпов экономических и политических преобразований привели к появлению такого типа модернизации, в котором сочетаются как механизмы государственного вмешательства и регулирования общественными отношениями, так и демократические основы развития государства и общества. Имеет смысл говорить о существовании на практике демократического типа этатизма1.

Демократический тип этатизма отличается наличием в его содержании импульсов как к повышению общественно-политической стабильности, так и к дальнейшему развитию общества и государства. Последнее же при данном типе организации государственной власти не претендует на всепоглощающее регулирование политического и идеологического пространств, а также общественного сознания, но при этом активно вмешивается в социально-экономические процессы с целью улучшения социального положения отдельного гражданина и общества в целом2.

Библиография/References:

1. Балзер Х. Гражданское общество и правовое государство // Общественные науки и современность. — 2004. — №2. — С. 46 — 59.

3. Громыко А. Третий путь — что дальше? // Современная Европа. — 2006. — №2. — С. 62 -71

4. Европа-Россия: основные направления социального развития в XXI веке. — М., 2000. — 117 с.

5. Маркс К., Энгельс Ф.. Сочинения. Тома 1-39. — М.: Издательство политической литературы, 1955-1974 г.г. — Т. 25. Ч. I. — 554 с.

6. Карозерс Т. Конец парадигмы транзита // Политическая наука. — 2003. — №2. — C. 42-65.

7. Красин Ю.А. Российская демократия: коридор возможностей // Полис. — 2004. — № 6. -С.125 -135.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

9. О’Доннел Г. Делегативная демократия // Пределы власти. — 1994. — №2-3. — С. 54 — 57

11. Ступникава М.Н., Федотов А.С. Либерально-консервативная концепция государства и Россия // Власть. — 2005. — №6. — С.65 -73.

13. Франк С.Л. Духовные основы общества: Сборник / С. Л. Франк; Сост. П. В. Алексеев. -М.: Республика, 1992 . — 510 с.

14. Чичерин Б.Н. Различные виды либерализма // Общественные науки и современность. -1993. — №3. — С.117 — 121.

15. Шевцова Л. Как Россия не справилась с демократией: логика политического отката // Pro et Contra. — Т.8. — 2004. — №3. — С. 36 — 55.

Central Russian Journal of Social Sciences • volum 10 • issue 5 • 2015

СЕРИЯ: ПОЛИТОЛОГИЯ

3. Gromyko, A. (2006) Tretij put’ — chto dal’she? // Sovremennaja Evropa — №2. — P. 62-71. (In Russ.)

9. O’Donnel, G. (1994) Delegativnaja demokratija // Predely vlasti . — №2-3. — P. 54-57. (In Russ.)

Евразийцы выпустили систематическое изложение своей идеологии и программы. В мою задачу сейчас не входит рассмотрение политической программы евразийцев, это не соответствует задачам журнала «Путь». Но в евразийском катехизисе есть идеологическая, религиозно-философская и религиозно-общественная сторона, которая не может нас не интересовать. Систематическое изложение евразийской идеологии, обладающее большими формальными качествами, не подписано ничьим именем и за него, очевидно, ответственно все направление. Но оно носит явную печать индивидуальной религиозно-философской системы, которая без достаточных оснований выдается за православие. В брошюре «Евразийство» есть немало верных мыслей, заслуживающих полного сочувствия. Евразийское направление обращено к реальной России и реальным в ней жизненным процессам, оно признает факт совершившейся революции с ее перераспределением социальных групп бесповоротным, хочет работать в пореволюционной среде и потому живет не эмигрантскими фантазиями и галлюцинациями, а реальной действительностью. В политической программе евразийства есть несомненное угадывание того, к чему сейчас ведут происходящие внутри России процессы. И политический реализм евразийства прежде всего выражается в том, что оно хочет базироваться на слое, который образовался в результате революции и хочет быть строителем жизни. Евразийцы целостно понимают революцию, не делая искусственного разделения на революцию февральскую и революцию октябрьскую. Много есть схожего с мыслями, которые я развивал в своем «Новом средневековье», несмотря на существенную разницу в моральном и религиозном пафосе. Нравственные обвинения против евразийцев, что они «сменовеховцы», что они приспособляются к большевистской власти и чуть ли не являются агентами большевиков, представляются мне не только неверными, но и возмутительными, свидетельствующими лишь о том, насколько разным старо-эмигрантским направлениям неприятно напоминание о банкротстве их идейной установки в отношении к революции и к тому, что происходит внутри России. Но евразийская идеология несет с собой несомненные опасности и хотелось бы остановиться на самом главном евразийском соблазне. Эта опасность коренится в миросозерцании, которое я бы назвал натуралистическим монизмом и оптимизмом. Евразийцы, несмотря на свое подчеркнутое ортодоксальное православие, почти в такой же степени монисты, как и марксисты, и настроенность их полна натуралистического оптимизма. Евразийцы очень меняются, и среди них есть разные оттенки, но основное их мирочувствие все же можно уловить. Такого типа мышление всегда будет более базироваться на категории необходимости, чем на категории свободы, будет подчинять личность коллективу и не очень будет склонно вводить момент нравственной оценки в политику. При такой оптимистически-монистической идеологии то, что нарождается, развивается и должно восторжествовать в будущем, представляется благим и добрым, необходимое почти совпадает с долженствующим быть. Нравственный пафос в отношении к жизни всегда предполагает известного рода дуализм, не онтологический, но религиозно-нравственный дуализм. В систематическом изложении евразийства этого дуалистического момента, присущего христианству, нет и потому нет нравственного пафоса. Опасной стороной евразийской идеологии является то, что я назову их утопическим этатизмом, и опасность эта коренится в ложном монизме. Мне представляется ложным и не христианским отношение евразийцев к государству. С этим связано и их отношение к личности и свободе.

Евразийская идеология утверждает, что государство есть становящаяся, не усовершенствованная Церковь. Таким образом, утверждается принципиальный монизм в понимании отношений между Церковью и государством, и государство понимается как функция и орган Церкви, государство приобретает всеобъемлющее значение. Принципиальный дуализм двух порядков — Церкви и государства, Царства Божьего и царства кесаря, который останется до конца мира и до преображения мира, не признается, стирается, как это много раз уже делалось в истории христианства. Это есть один из вечных соблазнов, подстерегающих христианский мир, и на этой почве рождаются утопии, принимающие разнообразные формы — от теократии папской и императорской до коммунизма и евразийства. Вот место, которое представляется мне наиболее зловещим в нынешней евразийской идеологии: «Наряду с Церковью, которая и есть истинная форма личного бытия культуры, возникает и другая, производная или вторичная форма личного бытия той же культуры. Ее-то мы и называем государством, а ее сферу и бытие государственностью, понимая под «государственным» или «политическим» направленное к целостности или единству, культуру (или народ), как объединяющееся и единое. Принципиально государство есть сама культура в ее единстве и в качестве единства многообразия, т. е. принципиально, государство объемлет все сферы жизни». Государство объемлет все сферы жизни и совершенное государство окончательно должно захватить все сферы жизни, организовать всю жизнь, не оставив места для свободного общества и свободной личности. Это и есть принципиальный монизм, который ведет к абсолютизации государства, к пониманию государства, как земного воплощения истины, истинной идеологии. Евразийцы называют это не теократией, а идеократией. Идеократия есть господство подобранного правящего слоя, который является носителем истинной идеологии, государственной идеологии. Формально это очень походит на коммунизм. Коммунизм тоже есть идеократия, господство подобранного правящего слоя, претендующего быть носителем истинной коммунистической идеологии, идеи пролетариата. С точки зрения истории идей в идеократии вы узнаете старую утопию, изложенную в «Республике» Платона. Совершенное государство Платона есть абсолютная тирания. Правящий слой, который будет носителем истинной евразийской идеологии, и должен создать республику Платоновского типа, управляемую «философами» (такими «философами» будут себя считать все евразийские молодые люди, никогда о философии не помышлявшие). У Платона была вечная и истинная аристократическая идея господства лучших, но Платоновская утопия совершенного государства, очень живучая в истории, означает подавление личности и свободы. По сравнению с этим политика Аристотеля с его несовершенным государством представляется блаженством, возможностью свободно дышать. По-видимому, во имя свободы добра необходимо допустить и некоторую свободу зла. Сам Бог допустил существование зла и этим указал на значение свободы.

Опыт русского коммунизма научает нас тому, что стремление к совершенному государству, организующему всю жизнь, есть нечестивое и безбожное стремление. Я откровенно должен сознаться, что мечтаю о несовершенном государстве и в нем вижу больше правды, чем в совершенном государстве. Совершенное государство, объемлющее все стороны жизни, есть ложная утопия, подмена христианского искания и ожидания Царства Божьего. Монизм возможен лишь в Царстве Божьем, в преображенном и обоженном мире, на новой земле и новом небе. На старой земле государство должно быть ограниченным, оно не может быть совершенным, ибо совершенство есть преодоление и отмена государства, и остается в силе правда дуализма, который отражает греховность нашей природы, но вместе с тем охраняет свободу, личность и различение между тем, что есть, и тем, что должно быть. Государство должно быть сильным, но должно знать свои границы. Подлинная идеократия невозможна, она возможна лишь в Царстве Божьем. Невозможна и теократия, и ложь ее притязаний изобличены в истории. Евразийцы правы, когда хотят базироваться на подобранном правящем строе, но утопический этатизм евразийцев приводит их к той ложной и опасной идее, что идеократическое государство должно взять на себя организацию всей жизни, т. е. организацию всей культуры, мышления, творчества, организацию и душ человеческих, что есть задача Церкви. Такова ведь и задача коммунистического государства, которое понимает себя, как Церковь и заменяет Церковь. Евразийская идеократия также может пожелать организовать сверху литературу, как это пыталась сделать идеократия коммунистическая. Но государство на веки веков отлично по своей задаче и своим методам и от Церкви и от свободно творящего духа. Государство по природе своей ограниченно и относительно, оно ограниченно в принципе субъективными правами личности и свободой творящего духа, не поддающегося никакой организации. Государственный абсолютизм есть язычество, есть древняя восточная и римская идея. Христианство духовно ограничивает государство и не допускает власти государства над человеческими душами, над духовной жизнью, над человеческим творчеством. Божеских почестей не должно воздавать никакому кесарю, сколько бы он ни почитал свою власть идеократической или теократической. Душа человеческая стоит дороже, чем все царства мира. Человек выше государства. Я не вижу, чтобы евразийцы защищали свободу человеческого духа, которой грозят со всех сторон опасности. Они — коллективисты почти в такой же степени, как и коммунисты, как и крайние правые монархисты, они склонны признавать абсолютный примат коллектива и его господство над личностью. Человеческая личность будет принуждаться к симфоническому мышлению путем муштровки. Отсюда пафос ортодоксии в мышлении — он всегда ведь обусловлен тем, что творцом почитается коллектив, а не личность. Отсюда нелюбовь к профетизму, который всегда рождается от личности, а не от коллектива. Евразийцы имеют формальное сходство с современными французскими томистами, которые тоже крайне ортодоксальны и социальны, антиромантики, рационалисты, формалисты и конструктивисты. Пафос организованности и социальности у евразийцев скорее римский, латинский, чем русский. Склонность евразийцев к пониманию религии, прежде всего как силы социально-организующей и формальной, более исторической, чем духовной, тоже очень напоминает римское отношение к религии. Субъективные права личности, более абсолютные по своему значению, чем формы государства, мало вдохновляют евразийцев. О свободе совести они говорят только для того, чтобы отделаться от лиц, которые к ним с этим пристают. На практике же готовы ограничить свободу вероисповедания для католиков. Евразийцев вдохновляет движение коллективов, масс. Это есть пафос не столько духовный, сколько натуралистический. Государство не есть воплощение на земле абсолютного духа, как думал Гегель, как думали римляне. Государство имеет свою миссию на земле, и христианство освящает начало власти. Но государство всегда не адекватно, всегда греховно и в нем всегда возможно торжество царства зверя. Это царство зверя, Левиафан, обнаруживается и в государствах монархических и в государствах демократических и социалистических. Диктатура партии или правящего слоя, который будет носителем истинной идеологии, скопирована евразийцами у коммунистов. Но диктатура партии много горше диктатуры одного лица. Диктатура Муссолини менее тягостна, чем диктатура неисчислимого количества фашистских мальчишек. Диктатура Ленина все-таки лучше, чем диктатура центрального комитета коммунистической партии. И это определяется тем, что в монархическом начале есть своя непреходящая правда, хотя и относительная. Диктатура по существу своему может быть лишь переходным состоянием, а не идеалом политического устроения. В этом отношении евразийская идеология не чиста и слишком насыщена аффектами и эмоциями нашей эпохи. Есть большие основания думать, что мы идем от диктатуры к диктатуре. Но это не имеет отношения к построению идеального строя общества.

Крайний этатизм евразийцев приводит их к своеобразной утопии идеальной диктатуры. В действительности же это есть лишь отражение настроений сегодняшнего дня.

Своим этатизмом, своей мечтой о совершенной организации жизни через государство, евразийцы порывают с традициями нашей национально-религиозной мысли, порывают со славянофилами и Достоевским, и в сущности, как это ни странно, вступают на путь европеизации и американизации России. Евразийцы — государственники, имеют волю и вкус к власти, они сторонники организации, конструктивисты, в них очень силен элемент рационалистический, они очень отталкиваются от мистики, и им совершенно чужда эсхатологическая настроенность. На этом пути происходит существенное перерождение русской души и отступничество от русских чаяний, это есть своеобразный путь европеизации. Западной Европе очень свойственна государственность, национализм, любовь к власти, инстинкт организации и конструкции, рационализм и формализм, боязнь мистики, особенно мистики апокалиптической. В этом парадокс евразийства. Отталкивание от Европы и обращение к Азии ничуть не мешают европеизации. Евразийство хочет опереться на молодого человека нового психического склада. Евразийцы совершенно правы в своей идеологической борьбе против индивидуализма и формального либерализма, которые разложились и принадлежат отмирающей эпохе. Индивидуализм и в Европе кончается и не имеет будущего. Но преодоление индивидуализма не означает отрицания его исторического значения. Европейский индивидуализм имел миссию, подобную той, какую имел гуманизм греческий. Евразийцы склонны усваивать себе организаторски-конструктивные методы Европы, но не понимают того значения, какое имел индивидуализм для развития человеческой души. Разрыв евразийского поколения с традициями русской творческой религиозной мысли выражается в его церковном консерватизме и в его тяготении к бытовому исповедничеству. Профетизм русской религиозной мысли евразийскому поколению остался чуждым, и великие мессианские упования русской религиозной мысли этому поколению не передались. Духовно евразийское поколение находится во власти реакции, его представители жаждут церковного покоя и порядка. Политическое, социальное, литературное новаторство и даже революционерство евразийцев соединяются с церковным консерватизмом и реакционерством. Говорю, конечно, о преобладающем настроении. Эсхатологическое сознание в евразийском катехизисе отсутствует, и отсутствие это и порождает утопический этатизм. Пророческому эсхатологическому христианскому сознанию чужда идея, что благостное, праведное государство победит в этом мире, что государство прогрессивно будет оцерковляться и станет Церковью. Более оснований есть думать, что царство антихриста будет государством, царством кесаря, Левиафана. Прообразы этого мы видим в коммунизме, религиозное зло которого недостаточно видят евразийцы. Царство Божье не может иметь формы государства. Нужно всеми силами стремиться к христианизации государства изнутри, через христианизацию общества и народа. Но государство нужно ограничивать, чтобы смирить в нем Левиафана, ограничивать Церковью, субъективными правами личности, свободой творческого духа. Также бороться нужно и против абсолютизации общества. Дуализм и плюрализм в строении государства более гарантируют свободу духа, чем государственный монизм. И я склонен думать, что мы вступаем в эпоху ослабления государств в тех их формах, которые сложились в новой истории, и усиления самоорганизации общества и общественных союзов. Диктатура и цезаризм являются симптомами этого разложения старого государства. Евразийцы в нынешней своей стадии более являются выразителями империалистической идеи, татарско-чингисханской и немецко-петровской, чем русских духовных упований. Иосиф Волоцкий им ближе, чем Нил Сорский. Данилевский им ближе, чем Достоевский. Такого рода движение должно было явиться в наши дни, оно естественно и понятно, оно соответствует некоторым настроениям в России. Но не оно может претендовать на господство и менее всего на господство духовное. Это есть опять настроение десятилетия, противополагающего себя всем остальным десятилетиям. Но мы должны освободиться от гипноза десятилетий. Положительную заслугу евразийцев нужно видеть, прежде всего, в том, что они поддерживают достоинство России и русского народа в эпоху, когда русские, почитающие себя патриотами, его унижают. Евразийство может сыграть положительную политическую роль, но оно должно освободиться от соблазнов утопии, от эксцессов этатизма, от вожделений диктатуры партии. Новое поколение в России более реалистично, более прозаично и менее утопично, чем евразийцы.

Евразийцы развиваются и могут двигаться в разных направлениях. Они прислушиваются к тому, что происходит в России, и в этом их сильная сторона. Они — поколение пореволюционное, свободное от старых доктринерских идеологий. Но евразийцы подвергаются опасности отождествить происходящее с долженствующим быть и утерять свободу духа в отношении к тому, что представляется необходимым.