Содержание
Опубликовано в журнале «Церковь и время» № 48
Игумен Андрей (Вац)
Как известно, любое общественное образование для осуществления своей деятельности нуждается в материальных источниках, обеспечивающих его жизнеспособность и развитие. Сами материальные источники могут иметь либо натуральное, либо денежное выражение. Движение средств формирует финансы данного образования, а порядок их распределения — его финансовую систему. По характеру движения средств финансовая система может быть как внутренней (движение средств внутри самого образования), так и внешней. Для осуществления своей деятельности общественное образование необходимо вступает в финансовые отношения с другими субъектами, в первую очередь с государством. Предмет нашего рассмотрения лежит в плоскости финансовых отношений Церкви и государства, при этом движение средств внутри самой Церкви мы оставим без внимания, поскольку это тема отдельного исследования.
Начиная с основания Русской Православной Церкви после крещения Руси в 988 году для ее содержания церковные иерархи приобретали движимое и недвижимое имущество. В исторической перспективе принадлежность церковного имущества и управление им последовательно и преемственно проявились в трех формах, соответствующих этапам самого развития Русской Православной Церкви как государственного и гражданско-правового института. Сообразно этим периодам церковное имущество называлось — «митрополичьими землями» (до 1589 года) и «патриаршими вотчинами» (до 1700 года). После же смерти патриарха Адриана до учреждения Святейшего Синода в 1721 году патриаршие вотчины находились под управлением местоблюстителя Патриаршего престола. В этот период в государственных актах, когда речь шла о церковных землях, появляется новый термин — «бывшие патриаршие вотчины».
Церковная власть заботилась не только о сохранности и количественном увеличении земель, но и о качественном их улучшении. Для обработки земли приглашались крестьяне со стороны, которые, оседая на церковных землях, увеличивали население Руси. Со временем начали формироваться крупные земледельческие, ремесленные и торговые центры. Для привлечения народа использовались весьма прогрессивные для того времени методы. Активно применялись различные системы налоговых льгот и кредитов. Практически для человека, желавшего поселиться на церковных землях и начать вести собственное хозяйство, требовалось лишь его желание и добрая репутация. Поскольку организация хозяйства была построена по общинному принципу, то и решение о новом поселенце принимала сельская община. Действовал институт так называемой «круговой поруки»: если сельская община принимала кандидата, то она «поручалась» за него. Для кандидата в поселенцы это означало, что он получает равные с другими членами общины права и обязанности. Ему отводилась пашня, выделялся лес для строительства, а если нужно, то и зерно для посева.
В своей экономической деятельности, выступая как мощный инвестиционный институт, Церковь не ограничивалась аграрным сектором. Она вкладывала средства не только в освоение новых земель и развитие скотоводства, но и в развитие промыслов и ремесел. Существовали целые ремесленные округа, именовавшиеся «посадами» и «слободами».
Обладая всеми признаками юридического лица, Церковь, естественно, вступала с государством в двусторонние отношения и несла перед ним финансовые обязательства по уплате налогов. Нередко князья и, позднее, цари предоставляли финансовые льготы митрополитам и патриархам, но эти послабления всегда рассматривались именно как льготы и имели определенный срок действия и адресную направленность.
Финансовые отношения государства с Церковью, впрочем, как и с другими имущественными образованиями, не были статичными. На них оказывали влияние самые различные факторы, как объективные (неурожай, пожары, войны и пр.), так и субъективные (взаимоотношения князя и митрополита), что могло сказаться на размерах податей или льгот. Тем не менее финансовые сборы с населения церковных земель обычно осуществлялись на общих с прочими налогоплательщиками основаниях.
Основанием для распределения податей в Древней Руси до XVII века служили земельные податные участки, находившиеся во владении поселенцев. Летописи свидетельствуют, что древние славяне платили дань с населенных ими земель. А поскольку население в основе своей было земледельческим, то естественно, что оно владело землями. Независимо от административно-территориальной формы (город, село, место), дань накладывалась на целое поселение. Далее община распределяла размер взноса, сообразно количеству общинной земли, находящейся во владении каждого ее члена и его достатка. Таким образом, в Древней Руси мы встречаемся, говоря современным языком, с основными признаками прогрессивной системы налогообложения. При такой раскладке богатые должны были платить больше дани, чем бедные. Это считалось справедливым, и нарушение этого принципа татарами, когда они ввели подушную подать, вызвало сильное негодование русских людей.
Для русских князей объектом налогообложения служил самый участок населенной земли. Участок измерялся количеством сох1, которые уже самой общиной дробились на части, называемые «дымами», «вытями» и «дворами». Таким образом, соха являлась базой налогообложения. Ставка налогообложения не была постоянной и определялась «оброчными» грамотами князей, запросами, потребностями и нуждами государства. Следует отметить, что и размер самой базы не был четко установлен. Ее размер назначался князем, местными властями, как например в Новгороде, и княжескими чинами, отправляемыми для описи земли и определения размера налога. Величина сохи определялась не с точки зрения ее территориальных параметров, а с точки зрения предполагаемой доходности этого земельного участка. Например, 10 новгородских сох равнялись одной московской. Главным критерием для определения сохи являлось материальное положение населения, т.е. его платежеспособность.
Интересно, что соха являлась универсальной базой налогообложения. Она служила мерой вообще всех повинностей и платежей, назначаемых государством и местной властью. Жители посадов и слобод описывались по дворам и «животам», которые иногда также зачислялись в сохи.
Судя по ханским ярлыкам, население митрополичьих земель платило подати и отбывало повинности на общих основаниях и в том же размере, что прочие землевладельцы. Это следует и самого названия даней, и повинностей, существовавших в XIII–XIV веках, и от которых ханские ярлыки, в качестве льготы, освобождали митрополичьи земли. Как было сказано выше, и русские князья предоставляли налоговые льготы митрополичьим землям, либо пострадавшим от стихийных бедствий, либо еще окончательно не заселенных. Все же прочие облагались налогом в соответствии с действующей в тот период системой налогообложения.
Из всех многочисленных видов налогов и повинностей в Древней Руси XIII века можно выделить 3 категории: подати, повинности, сборы.
Подати
Податью в Древней Руси называлась постоянно и периодически вносимая денежная плата, которую по требованию государства вносили землевладельцы с определенных податных участков. Посадские, слобожане и промышленники, расписанные в податные единицы, вносили подать по дворам и промыслам.
Исходя из данного принципа, к группе постоянных налогов можно отнести следующие:
1. Дань князю, или оброк. Общий и постоянно взимаемый налог являлся главным и повсеместным в течение всего митрополичьего периода.
2. Выход ханам, т.е. дань монголам. Сумма не была постоянной, а зависела от запроса.
3. Писчая белка. Подать, вносимая в пользу князя с «обеленных» землевладений, т.е. ставших независимыми в финансовых, а также некоторых судебных отношениях от местных чиновников.
4. Поголовная. Подать, собираемая в чрезвычайных случаях. В актах о землях митрополита она упоминается только один раз — в 1483 году.
5. Намесничьи и волостелинские. К концу XVI века эти подати достигли значительных размеров.
Повинности
Повинности, которое население отбывало в пользу государства, поражают разнообразием. По характеру отбывания их можно разделить на общегосударственные, местные и княжеские. Одни из них были общими для всей России, другие — местными. Некоторые повинности соединялись с денежными выплатами, а впоследствии заменялись данью, например, ямская повинность.
Рассмотрим некоторые из них.
1. Ямская. Это повсеместная, разнообразная в частностях, продолжавшаяся в течение всего периода повинность. В натуральной либо в денежной форме эту повинность отбывало практически все владевшее землей население. Она отбывалась по назначению государства с сох и так же, подобно дани, делилась самими членами общины. Исполнение полагалось в форме доставления подвод и коней как для гонцов князя, иностранных послов, ратных нужд, так и для местных чиновников. С ней тесно сопрягался ряд других повинностей, связанных с предоставлением жилья, питания проезжавшему через «пошлые дороги» чиновнику и его прислуге. Вследствие отсутствия каких-либо законодательных актов, определяющих правовые отношения сторон, исполнение повинности зависело только от претензий чиновника и всей тяжестью ложилось на население. Со временем для большей части населения эта повинность была переведена в финансовые отправления и приобрела вид налога, получившего название «ямские деньги».
2. Ратная повинность была также общегосударственной, и население митрополичьих земель исполняло ее наравне с остальными.
Из других повинностей, которые лежали на всем населении Древней Руси, можно назвать еще «тягло к городу», т.е. отбывание повинности местному административному центру. Повинность эта, называемая «городским делом», выражалась в физическом участии в устроении, охране и обороне городов. Некоторые из «тягл» со временем также стали принимать формы финансовых отношений, полностью или частично заменяя повинность денежными выплатами. Так образовались пищальные оброки, мостовщина, алтыновщина2, бражные оброки3, ваганное4, караульное, детинное5 и прочие.
Сборы
Денежные сборы в Древней Руси собирались по другому принципу. Плательщиком сборов становилось лицо, добровольно вступавшее в гражданскоправовые отношения с государством. Такими сборами были: внутренний таможенный, мостовщина, поворотное6, пошлина на торговлю, побережное, померное7, весчее8, поместное9, гостиное и другие.
В отличие от налоговых льгот, предоставляемых по необходимым случаям всем землям, сфера финансового управления церковным имуществом весьма отличалась от прочих податных территорий. В Древней Руси финансовой ее частью заведовало несметное множество различных чиновников. Приведем количество и наименование их должностей для наглядности: наместники, волостели, их доводчики, бояре и люди, становщики, бояре и их люди дворецкие, езовники, бобровники, ловчие, ездоки, псари, гончие и другие. Одни из них были постоянными, другие временными. Причем, последних, буквально налетавших на поселения, было несравненно больше.
Митрополиты, стараясь освободить свои земли от чиновничьих поборов, испрашивали специальные грамоты у ханов и князей о запрещении чиновникам ездить по своим владениям и останавливаться в них. Испрашивая финансовые льготы населению, живущему на церковных землях, митрополиты нередко преследовали цель ослабить свою зависимость от местных властей. Однако нередко случалось, что местные чиновники осуществляли поборы на митрополичьих землях, невзирая на данные князем льготы.
Освобождая население, жившее на церковных землях, от зависимости местной администрации в сфере налогооблажения, князья наделяли управление кафедры правом самостоятельного распоряжения денежными средствами по уплате налогов государству. Схема движения финансовых потоков была следующей. Села, расположенные на монастырских землях, самостоятельно собранные средства передавали непосредственно в монастырь, к которому они были приписаны. Настоятель же монастыря платил определенный князем налог государству. С домовых сел, т.е. поселений, расположенных на землях кафедры, отчисления осуществляла сама администрация кафедры в лице приказчиков либо других, относящихся к ее управлению чиновников. Средства в городах уплачивались либо самому князю, либо его наместнику. С учреждением в Москве приказов собранные средства от непосредственных управителей земель администрация кафедры передавала приказам.
Из рассмотренного нами положения церковного имущества в общегосударственном строе Древней Руси можно сделать вывод, что церковные владения отличались лишь формой административного управления и часто не зависели от местного чиновничьего аппарата. Что касается объемов и форм финансовых отчислений, повинностей и сборов, то они были едины для всех налогоплательщиков. Предоставление финансовых льгот также не было исключением в отношении государства к церковному имуществу.
С точки зрения государства, Церковь была не только общественной организацией, но и мощным имущественным институтом, приносящим существенную прибыль в виде налоговых выплат. Таким образом, в лице Церкви государство имело серьезного партнера по экономическому обустройству древнерусских земель.
Литература
- Соха — мера земли, разная в разных поселениях в разные периоды , от 600 до 1800 десятин. ↩
- Собирались по 1 алтыну со двора на содержание городских ворот. ↩
- На наем целовальников для кабацких сборов. ↩
- На ночные обходы. ↩
- Плата за содержание младенца. ↩
- Сбор в городских воротах. ↩
- С товаров, продававшихся кубическими мерами. ↩
- От слова «весь» — селение, деревня. ↩
- С торговых мест. ↩
2016 РОССИЙСКАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ФИЛОЛОГИЯ Выпуск 4(36)
УДК 811.161.1 ‘373.612
doi 10.17072/2037-6681-2016-4-31-39
ВОКРУГ РУССКОГО МЫТАРЬ: О РАЗВИТИИ СЕМАНТИКИ СЛОВА И ЕГО СИСТЕМНЫХ СВЯЗЯХ В РАЗЛИЧНЫХ ФОРМАХ СУЩЕСТВОВАНИЯ ЯЗЫКА 1
Валерия Станиславовна Кучко аспирант, лаборант топонимической лаборатории кафедры русского языка и общего языкознания
Уральский федеральный университет им. первого Президента России Б. Н. Ельцина,
620000, г. Екатеринбург, просп. Ленина, 51. kuchko@inbox.ru
научный сотрудник
Российский государственный профессионально-педагогический университет
620012, г. Екатеринбург, Машиностроителей, 11
В центре внимания автора статьи находится семантика слова мытарь — ‘сборщик налогов в Древней Иудее, сборщик пошлин в Древней Руси’ — и его семантических и словообразовательных дериватов. Прослеживается история развития семантики слова в русском литературном языке, унаследовавшем его из церковнославянского. С опорой на контекстный анализ у лексемы отмечается не фиксируемое в современных лексикографических источниках новейшее значение — ‘работник налоговой службы’, практически лишенное отрицательных коннотаций. Рассматривается спектр значений, которые слова с основой мытар- развивают в русских народных говорах. Осуществляется попытка установить логику семантического развития внутри рассматриваемого гнезда. Выявляются формальные и семантические связи слов с основой мытар- с другими лексемами в диалектной языковой среде, в частности, с дериватами корней мот-, мут-, мыт-, а также с продолжениями родственного изучаемому слова мыто ‘пошлина’. Делается вывод о формировании морфосеман-тического поля, внутри которого трудно однозначно установить происхождение конкретной языковой единицы от того или иного корня.
Ключевые слова: русская диалектная лексикология; историческая лексикология; семантика; контаминация; словообразовательное гнездо; морфосемантическое поле.
Слово мытарь в русском языке известно в значении ‘сборщик налогов, податей (мыта)’; причем под мытарем понимается как откупщик в Древней Иудее, и в этом случае слово отсылает нас к библейскому тексту (ср. хотя бы новозаветную притчу о мытаре и фарисее, текст которой приводится в Евангелии от Луки), так и сборщик пошлин в Древней Руси (за проезд по определенной территории, пользование переправами и под.). Это слово и его производные формируют в русском языке семантико-словообра-зовательное гнездо, привлекающее к себе внимание многообразием смысловых линий, вдоль которых оно строится, и их взаимодействием. На протяжении разных периодов истории гнезда в нем актуализируются различные семантические участки. Одни из них исчезают на новых этапах развития слов, другие, наоборот, появляются. Выход на первый план тех или иных смыслов
зависит и от того, в каком языковом пласте они функционируют — в литературном языке, просторечной среде или народных говорах. Особенно интересной нам кажется семантическая жизнь мытаря в диалектах: большое число питающих ее стимулов делает языковой образ мытаря многоликим (подчас неузнаваемым с позиции книжного языка), а его деривационное гнездо — средоточием самых разных смыслов. В их формировании начинают участвовать гнезда других, близких по звучанию, корней. Таким образом, мытарь вовлекается в морфосемантическое поле, образованное несколькими гнездами, и сам начинает влиять на семантическое развитие входящих в это поле гнезд. Однако, так как рассматриваемое слово имеет книжное происхождение, уместным представляется сначала дать обзор его литературных значений, после чего обратиться к диалектной семантике.
© Кучко В. С., 2016
1. Мытарь в русском литературном языке
Слово мытарь ‘сборщик податей’ является общеславянским и представлено во всех группах славянских языков, см.: . Вопрос о его этимологии имеет два возможных решения: оно трактуется и как общеславянское заимствование из древневерхненемецкого mutari ‘то же’, и как славянское новообразование, возникшее в праславянский период с помощью суффикса -арь из общеславянского *mytb / *myto ‘пошлина’, восходящего к древневерхненемецкому muta ‘то же’. Обе версии как альтернативные излагаются, в частности: , причем в ESJS высказано замечание о том, что предпочесть ту или другую затруднительно, а в ЭСРЯ более популярным признается предположение о заимствовании. Как производное от *mytb / *myto слово трактуется в источниках: .
Мытарь — обозначение по роду занятий -имеет предпосылки для формирования других семантических линий внутри гнезда его дериватов, в том числе культурно-исторические, которые состоят в том, что «библейская» семантика не является нейтральной: она включает культурные коннотации, связанные с историческим контекстом. Приведем пояснение, которым Г. Дьяченко сопроводил слово в своем «Церковнославянском словаре»: «Мытари пользовались большой ненавистью у своего народа, хотя были иудеи. Их уравнивали с язычниками и прелюбодеями и смотрели на них, как на великих грешников. Талмуд повелевает иудея, сделавшегося сборщиком податей, отлучать от того религиозного общества, к которому он принадлежал. Мытари должны были строить таможни, собирать подати, быть таким образом римскими экзекуторами, и поэтому они презирались своими сооте-
чественниками, как лица, отнимавшие у них собственные их богатства, деньги, свободу» . В контекстах, приводимых словарями, мытарь нередко упоминается в одном ряду с теми, чья деятельность или образ жизни оцениваются резко отрицательно, ср., к примеру: «Аще же и о црькъви неродити начь-нетъ, да бждеть ти м.ко мзычьникь и мытарь» (Остромирово евангелие), «^ко блудницю и разбоиника и мытарА помиловалъ кси, тако и на грешны помилуи» (Поучение Владимира Мономаха) .
Восприятие мытаря как притеснителя, занимающегося нечестивым делом и мучающего других, питает круг значений, связанных с идеей страдания. В древнерусском языке эти смыслы не выходят за рамки церковного учения о посмертных мытарствах души, ср. мытарство ‘различные состояния, через которые проходит душа после смерти человека’ , очевидно, возникшее на базе мытарство ‘место притеснения’ (фиксируемое только в словаре: ) ^ ‘место сбора податей’. Однако в ХУШ в. слово в значении ‘страдание, мучение’ употребляется уже в бытовых контекстах: «Ну уж поход мнЪ выдался! сущее здЪсь знать мытарство» (реплика героя комедии, написанной в 1788 г.) .
Еще одна семантическая линия, разрабатываемая в гнезде лексемы мытарь, связана с обманом. «Обманные» коннотации слова мытарь фиксируются в языке ХУШ в., ср. мытарь ‘кто через разные обманы, разными оборотами снискивает, достает что-нибудь’ , ‘тот, кто обманом добывает, достает что-л.’ . Как видно, имеется в виду мошенничество, обман, связанный с нечестным денежным оборотом или нечестным приобретением материальных ценностей. Оба источника уточняют, что слово в этом значении является просторечным. Кроме того, в словарях языка ХУШ в. появляются не отмечаемые прежде глагольные дериваты слова мытарь в его обманно-денежном смысле: мытарю ‘в просторечии: несправедливо поступаю, обманываю’, промытарить, размытарить ‘в просторечии значит распутно, мотовски расточить что’ , мытарить простореч. ‘обманывать, плутовать’, ‘тратить попусту’ . Таким образом, в процессе внутригнездового словопроизводства в просторечной среде языковые факты закрепили семантику растраты и мотовства, а семантика обмана была расширена, утратив обязательную связь с денежным мошенничеством.
Словари современного литературного языка фиксируют слово мытарь лишь в своем историческом значении (‘в церковных текстах — сбор-
щик податей, откупщик в Иудее, сборщик мыта в Древней Руси’ ; ‘в библейских сказаниях — сборщик податей в Иудее’ ). Как обсуждалось выше, это значение имеет устойчивые культурные коннотации. Тем не менее можно говорить о новейшем употреблении лексемы мытарь в значении ‘таможенник, налоговый инспектор’. Приведем несколько контекстов из НКРЯ, которые датируются XXI в.: «Международных рейсов из Питера почти нет, таможенники подняли головы, но сил разомкнуть веки не нашли. Мытари ненавидели все виды багажа и само это слово» (В. Солдатенко, 2010) ; «Упрощать информирование граждан мытари намерены, отказываясь от большого количества авансовых платежей и документов с предварительными расчетами. Проблемы, по словам главного налоговика, возникают в связи с правилами муниципальных образований по исчислению авансовых платежей» (М. Селиванова, 2009) ; «Еще через год -Букаев становится министром России по налогам и сборам. <…> Предшественник Букаева -А. Починок — на прощальной министерской коллегии не скрывал своего изумления. Тем более, что Починок за время пребывания Букаева в должности главного московского мытаря успел влепить ему два выговора, в том числе — строгий» (Ю. Сергеева, 2004) . В двух из выбранных предложений присутствуют контекстные синонимы изучаемой лексемы — это, соответственно, таможенник и налоговик. Контексты подобного рода, кажется, свободны от выраженной иронической окраски. Следы отрицательных коннотаций мытаря в них возможны, но все же чувствуется тенденция к их стиранию или даже утрате. Такая тенденция представляется вполне закономерной с точки зрения истории слова: лексема мытарь, как говорилось выше, в древнерусском языке могла употребляться в «профессиональном» значении ‘сборщик пошлины за проезд и провоз товаров’ вне библейского контекста: «При сем корчемники и мытаря и торжныя тамги (вид пошлины. — В. К.) истребишася» (1399 г., Симео-новская летопись) .
2. Мытарь в языковой системе русских говоров
В пространстве говоров обнаруживается значительное число лексем, в составе которых можно выделить основу мытар-. Эти слова, с одной стороны, формируют обширное семантико-словообразовательное гнездо, сохраняющее и развивающее основные смыслы, присущие «литературному» мытарю. С другой стороны, при попадании в диалектную языковую среду «мы-тарные» слова начинают функционировать в
значительном отрыве от культурного прецедента — библейского текста, поэтому культурные коннотации перестают действовать как фактор, сдерживающий развитие их семантики. Начинают действовать собственно языковые законы, включающие лексемы с основой мытар- в разнообразные (формальные и смысловые) связи с рядом слов иного происхождения. Благодаря этому формируется морфосемантическое поле, в котором мытарь и его дериваты являются только одной из составляющих это поле частей.
Мытарь, будучи «культурным» словом, унаследованным русским языком из церковнославянского, в смысле описанного выше механизма активной семантической деривации и участия в контаминационных процессах, который запускается при его попадании в диалектную языковую среду, может сравниваться с другими попавшими в говоры лексемами библейской традиции. В частности, принцип действия этого механизма по отношению к библейским антропонимам, функционирующим в русских говорах, подробно описан И. В. Родионовой: в своей кандидатской диссертации она многократно подтверждает мысль о неизбежной деактуализации в диалектной среде стоящего за агионимом прецедентного содержания и частотных фактах, когда дальнейшая формально-семантическая деривация внутри гнезда направляется влиянием других языковых гнезд, см.: .
Ниже диалектный материал будет подан в двух подразделах. В подразд. 2.1 представлена семантическая характеристика русских диалектных слов с основой мытар-, которые, как кажется, являются первичными образованиями гнезда лексемы мытарь. Эти слова могут испытывать притяжение к другим фонетически сходным единицам, однако на их первичность указывает как формальный признак (возможность выделить у них основу мытар- в неизменном виде), так и семантический (их объяснимая семантическая «выводимость» внутри гнезда). В подразд. 2.2 указаны слова, образовавшиеся в рамках гнезд других корней, которые испытали вторичное влияние со стороны лексем с основой мытар-.
Первичность или вторичность образований внутри гнезда мытар- бывает сложно определить однозначно. В частности, в подразд. 2.1 будет рассмотрен ряд глаголов, имеющих параллельную форму с гласной у (мутар-). Включение видоизмененной основы мы допустили ввиду того, что формы с такой основой являются параллельными формам с основой мытар-, причем последние вполне могут принадлежать «мытар-ному» гнезду с точки зрения семантики, кроме того, эти глаголы функционируют в системе одного — псковского — говора.
2.1. Слова с основой мытар-
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
В говорах, как и в литературном языке, разрабатывается семантика страданий, мучений, испытаний. Однако, в отличие от литературного языка, где под мытарствами подразумеваются скорее нравственные страдания, акцент сделан на физических муках, ср. пск. мытарить / мутарить2 ‘причинять физические страдания’: «Мужик и на людях мытарить мяня», пск. мытариться / мутариться ‘страдать от какой-н. болезни, боли’, ‘ходить до изнеможения’ . Об этом свидетельствуют и контексты, нередко рисующие ситуации физических неудобств или даже издевательств, ср. смол. «В лясу къмары цельный день мяне мъторили» , новг. «Пьё и над маткой мытарится», новг. «Мытарь, а не человек, издевается над бабой и ребятами» . Наблюдается нехарактерная для литературного языка поляризация значений: мытарем называется не только истязатель, но и сам мученик (новг. мытарь ‘тот, кто перенес муки, испытания’: «Да, посмотришь на беднягу Иваныча, ну уж настоящий он мытарь»), и даже, вопреки отрицательному образу библейского мытаря-грешника, святой (новг. мытарь ‘святой, подвергшийся мучениям за веру’: «Мытарь молился Богу, он святой»4 ).
Парадоксальным в свете «мученических» смыслов кажется ср.-урал. мытарить ‘усиленно ухаживать за кем-л., обхаживать’: «Гляжу, шибко мытарят меня», «Уж меня мытарили, как дочь» . Своеобразный семантический «мостик» к этому значению помогает перекинуть другой глагол изучаемого гнезда — вят. мытариться: «Он долго с ней мытарился, а не женился, помытарились и всё» . Он снабжен определением ‘дружить, общаться’, однако словарный контекст позволяет заключить, что семантика совместной траты времени здесь важнее, чем идея дружбы. В случаях значений ‘издеваться над кем-л.’, ‘усиленно ухаживать за кем-л.’ и ‘совместно проводить время’ мы имеем дело с разными поворотами идеи взаимодействия кого-либо с кем-либо в течение некоторого времени (с отрицательным, положительным и нулевым результатом соответственно).
даже не присела, совсем замытарилась по хозяйству» .
Церковное учение о хождениях души по мытарствам в литературном языке отразилось в особом значении лексемы мытарства ‘мучительные скитания’; говоры же расширили эту область семантически и словообразовательно, ср. появление в диалектах семантики бродяжничества — костр., новг., рус. одес. мытарь ‘бродяга, бездомный человек без определенных занятий’ , а также глагольную вариативность — морд. мытарить ‘скитаться, переезжать’ , пск. мытарить / мутарить ‘отлынивать от работы’: «Толька мытарит: напьецца, наестицца, а работать не хоче» , пск., твер. мытарничать ‘бегать
Отметим также случаи обобщенной негативной оценки: мытарный твер. ‘негодный, непрочный’ , орл. ‘плохой’ .
2.2. Взаимодействие слов с основой мытар-с другими лексемами
• контаминация с продолжениями *то^, *motati
Названные лексемы мотырить и мотыриться авторы ЭССЯ характеризуют вместе с диал. мотыра ‘егоза, непоседа’ и диал. мотырь ‘шест, кол, служащий для ряда хозяйственных нужд’ как производные *то^, *motati . Ряд фактов, тем не менее, позволяет констатировать влияние на эти два глагола и перечисленные в предыдущем абзаце слова основы мытар- скудость представленного в ЭССЯ гнезда, отсутствие в нем инославянских единиц (в нем присутствует только четыре русских диалектных лексемы) и его семантическую неоднородность; наличие для всех предполагаемых контаминан-тов семантических дублетов в гнезде мытар-; возможность подобной мены гласных в диалектных словах (скажем, шест, упоминаемый выше, может именоваться мотырь, мытарь , муторь ).
• контаминация с продолжениями *тд^, *mgtiti
В качестве наиболее убедительной версии происхождения рус. диал. муторить ‘сбивать с толку; волновать; тошнить’, мутарить ‘подстрекать’ и некоторых других лексем в ЭССЯ реконструируется форма *тд^гШ, родственная (к этому же гнезду относится литер. муторный). А. С. Герд в «Материалах для этимологического словаря севернорусских говоров» добавляет сюда же и влг. мутариться ‘мучаться’ . На мысль об участии глагола мытарить в образовании лексем, формально соответствующих приведенным в ЭССЯ, наводит их особая «мученическая» семантика.
Как было показано в предыдущем разделе, некоторые диалектные глаголы (пск. мытарить и мутарить, пск. мытариться и мутариться) в семантическом отношении являются тождественными, несмотря на свою многозначность.
•взаимодействие мыт- и мытар-
Слова-дериваты мыта в значении ‘пошлина’, образованные на русской почве, могут испытывать влияние со стороны семантики слов с основой мытар-. В говорах они могут развивать значения, не фиксируемые в исторических словарях и несвойственные литературному языку, или сразу возникать в рамках гнезда мыт- под воздействием «мытарских» смыслов: оренб. мыт ‘непорядок, мытарства, козни’, оренб. мытница ‘мытарства, маята’ , карел. мытаться ‘издеваться над кем-н.’: «Муж-то пьяница, до смерти мытался над ней» , забайк. промытить ‘прожить, пробыть в течение какого-л. времени в качестве кого-л.’: «В работниках пришлось мне все молодые лета промытить» , мытаться ‘жить с трудом, маяться’ «Тяжко мне приходится без пенсии, так и мытаюсь всё» (ср. в ЭССЯ замечание о том, что рус. диал. мытаться ‘издеваться’ можно интерпретировать как производное от мыта, но при этом нельзя исключать возможность вторичного образования этой формы под влиянием диал. мытариться ).
К участию в семантическом взаимодействии может подключаться еще один актант — глагол мыть. Семантика физического воздействия на
объект мытья способствует развитию у этого глагола значений вроде мыть карел. ‘мучить, истязать’: «Отец-покойник мыл мать, оттого и померла», ленингр. ‘тяготить, расстраивать’: «Ее-то моет, что картовка не объехана» , которые, в свою очередь, поддерживают «мученические» смыслы у продолжений мыта. Можно констатировать возникновение морфо-семантического поля, единицы которого с трудом поддаются однозначной интерпретации как дериваты того или другого корня, ср., к примеру, три значения оренб. мытница: ‘место, где можно посудачить’: «Люблю я улицу-мытницу», ‘женщина-сплетница’: «Агнея такая мытница, она всем соседям косточки перемыла», ‘мытарства, маята’: «Жизня-то — мытница» . Первые два лексико-семантических варианта, как кажется, образовались под двойным воздействием исторического мытница ‘мытня, место сбора пошлин’ (^ ‘многолюдное, шумное место’) и семантического потенциала глагола мыть, участвующего в выражениях вроде литер. мыть косточки, калуж., влад. перемывать ‘недоброжелательно обсуждать кого-л.’ и др. Последний же, очевидно, возник
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
под влиянием семантики гнезда мытар-.
***
Для русского языка характерна своеобразная омонимия — столкновение лексем мытарь ‘сборщик податей в Иудее’ церковно-книжного языка и мытарь ‘сборщик пошлины в Древней Руси’ языка обиходного (используемого при устном и деловом общении). Народные говоры не были изолированы от обоих культурных пластов — и слово мытарь и его дериваты могли проникать в них разными путями. В частности, образ библейского мытаря мог быть знаком в народной среде благодаря самому библейскому тексту и, скорее, тек-стам-адаптациям канонических произведений, бытующим в устной традиции (ср. его «память» в народном календаре, сохраняемая вслед за церковным календарем: пск. мытарева неделя ‘десятое воскресенье перед Пасхой и следующая за ним неделя’ ), представление о мытарствах души — из сказаний о житиях святых и произведений лубочной культуры. Посредствующим звеном выступала просторечная среда, в которой активно разрабатывались денежные и обманные смыслы единиц изучаемого гнезда.
В говорах «мытарные» слова вступили в контаминации с несколькими фонетически близкими единицами (дериватами корней мот-, мут-, мыт-) и родственными лексемами, образованными от мыто ‘пошлина’, тем самым значительно расширив свое семантическое поле и сформировав отдельное морфосемантическое поле, еди-
ницы которого нельзя рассматривать в изоляции друг от друга.
Широте семантики «мытарных» слов способствовал и негативный смысловой заряд, присущий лексеме мытарь в библейской традиции, притягивающий самые разные отрицательные характеристики явлений с тем, чтобы участвовать в их обозначении. При этом любопытно, что современный литературный язык оказался способен «забыть» об отрицательных коннотациях мытаря и допускает его нейтральное употребление в значении ‘работник налоговой службы’.
Примечания
1 Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект № 16-1802075 «Русский социум в зеркале лексической семантики»).
2 О фиксациях слова мытарь в памятниках старославянской письменности, а также об отношениях синонимии со словами мытник, мздоимец см.: ).
3 Указание на формальную вариацию основы, свидетельствующее об активных контаминаци-онных процессах в гнезде, перенесено сюда из псковского словаря без изменений.
4 Возможно, на появление этой лексемы оказали влияние упоминаемые в Евангелии сведения о том, что апостол Матфей до встречи с Иисусом Христом был мытарем, которые могли быть почерпнуты, в частности, из сборников житий святых.
Список источников
Ганцовская Н. С. Словарь говоров Костромского Заволжья: междуречье Костромы и Унжи (с эпицентром акающих говоров). Рукопись.
Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. 3-е изд. СПб.; М.: Товарищество М. О. Вольф, 1903-1909. Т. 1-4.
ДО — Дополнения к Опыту областного великорусского словаря. СПб.: Тип. Импер. Академии наук, 1858. 330 с.
ДСРГСУ — Словарь русских говоров Среднего Урала. Дополнения / под ред. А. К. Матвеева. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 1996. 580 с.
КСГРС — картотека Словаря говоров Русского Севера (кафедра русского языка и общего языкознания УрФУ, Екатеринбург).
Малеча Н. М. Словарь говоров уральских (яицких) казаков: в 4 т. Оренбург: Оренб. кн. изд-во, 2002-2003.
НКРЯ — Национальный корпус русского языка URL: https://ruscorpora.ru/ (дата обращения: 20.08.2016).
НОС — Новгородский областной словарь / изд. подг. А. Н. Левичкин, С. А. Мызников. СПб.: Наука, 2010.
ПОС — Псковский областной словарь с историческими данными. Л.; СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1967-. Вып. 1-.
САР — Словарь Академии Российской 17891794: в 6 т. М.: МГИ им. Е. Р. Дашковой, 20012006.
СВГ — Словарь вологодских говоров: в 12 т. / под ред. Т. Г. Паникаровской. Вологда: Изд-во ВГПИ/ВГПУ, 1983-2007.
СлРЯ XI-XVII вв. — Словарь русского языка XI-XVII вв. / гл. ред. С. Г. Бархударов. М.: Наука, 1975-. Вып. 1-.
СлРЯ XVIII в. — Словарь русского языка XVIII века / ред. С. Г. Бархударов. Л.; СПб.: Наука, 1984-. Вып. 1-.
СПГ — Словарь пермских говоров: в 2 вып. / под ред. А. Н. Борисовой, К. Н. Прокошевой. Пермь: Кн. мир, 1999-2002.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
СРГА — Словарь русских говоров Алтая: в 4 т. / под ред. И. А. Воробьевой, А. И. Иванова. Барнаул: Изд-во Алтайск. ун-та, 1993-1997.
СРГК — Словарь русских говоров Карелии и сопредельных областей: в 6 т. / гл. ред. А. С. Герд. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1994-2005.
СРГО — Словарь русских говоров Одесщины. Одесса, 2000. Т. 1-2.
СРГС — Словарь русских говоров Сибири: в 5 т. / под ред. А. И. Федорова. Новосибирск: Наука, 1999-2006.
СРГЮП — Подюков И. А, Поздеева С. М, Свалова Е. Н, Хоробрых С. В., Черных А. В. Словарь русских говоров Южного Прикамья:
в 3 вып. Пермь: Изд-во Перм. гос. пед. ун-та, 2010-2012.
ССГ — Словарь смоленских говоров: в 11 вып. / отв. ред. Л. З. Бояринова, А. И. Иванова. Смоленск: СГПИ / СГПУ, 1974-2005.
ССРЛЯ — Словарь современного русского литературного языка: в 17 т. / под ред. А. А. Шахматова. М.; Л.: Наука, 1948-1965.
ССЯ — Словарь старославянского языка: в 4 т. . СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2006.
ЯОС — Ярославский областной словарь: в 10 вып. / науч. ред. Г. Г. Мельниченко. Ярославль: ЯГПИ им. К. Д. Ушинского, 1981-1991.
Список литературы
Львов А. С. Очерки по лексике памятников старославянской письменности. М.: Наука, 1966. 321 с.
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. / пер. с нем. и доп. О. Н. Тру-бачева. М.: Прогресс, 1964-1973.
ЭСРЯ — Этимологический словарь русского языка / под ред. и рук. Н. М. Шанского, А. Ф. Журавлева. М.: Изд-во МГУ, 1963-. Т. 1-.
ESJS — Etymologicky slovnik jazyka staro-slovenskeho. Brno; Praha: Academia; Tribun EU, 1989-. Ses. 1-.
Orel V. E. Russian Etymological Dictionary: in 3 vols. Calgary: Octavia, 2007-2008.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
Orel V. E. Russian Etymological Dictionary. In 3 vols. Calgary, Octavia, 2007-2008.
Valeriya S. Kuchko
Russian State Vocational Pedagogical University
Сегодня только ленивый не спросит: сколько можно придумывать новые налоги? Налоги на квартиру, на доходы от продажи имущества, на земельный участок, на автомобиль – и это всё только для физических лиц, то есть для простых обывателей. Для компаний и организаций налогов в разы больше.
Когда государство начало собирать деньги с населения? Что такое налог на «дым», «тамка» и «мостовщина»? Кто такие пошлинники (не путать с пошляками) и тиуны? Обратимся к «преданьям старины глубокой», ведь история налогов насчитывает двенадцать веков.
Кто изучал историю налогообложения?
Историей налогообложения в России занимались дореволюционные историки и юристы, а позже советские и современные исследователи.
Дореволюционные авторы:
Самым ранним дореволюционным исследованием, изданным в Киеве в 1624 г., считают сборник церковного права «Номоканон», который содержит сведения об обязательных платежах в пользу церквей.
Авторы исследований после революции и в современное время:
С чего всё началось?
В конце IX века в древнеславянском государстве основным источником доходов казны стала дань — прямой налог (подать), собираемый с населения. Первые упоминания о взимании дани относятся к эпохе князя Oлeга (? — 912). При этом древние летописи именуют «данью» военную контрибуцию. Киевское феодальное государство росло и развивалось, и дань со временем перестала быть контрибуцией и превратилась в подать.
Единицей обложения данью в Киевской Руси был «дым», определявшийся количеством печей и труб в каждом домохозяйстве, рало или плуг (известное количество пашни). Обложение «по дыму» известно с давних времен.
При сборе некоторых прямых налогов счет «на дым» сохранялся в России до XVII в. (раскладка мирских повинностей, деньги на ратных людей, на выкуп пленных, стрелецкая подать), а в Закавказье — до начала XX в. Дань платили предметами потребления (мехами и пр.) или деньгами — «по шлягу от рала» («рало» — это единица обложения, плуг или соха, а шляг — арабские монеты, платежное средство того времени на Руси).
Дань взималась двумя способами: «повозом» и «полюдьем». «Повоз» — это, когда дань привозили князю (великому князю), а «полюдье» — это система сбора дани путем снаряжения экспедиций. Первоначально князь собирал дань лично. Позднее устанавливались места сбора дани и лица, ответственные за ее сбор. Дань как прямая подать существовала в XI—XII вв. и первой половине XIII в.
Во времена Золотой Орды (1243—1480) появились различного рода подати и сборы с податного населения, взимавшиеся преимущественно раскладочным способом.
Известно 14 видов «ордынских тягостей», из которых главными были:
- «выход» («царева дань»), налог непосредственно монгольскому хану;
- торговые сборы («мыт», «тамка»);
- извозные повинности («ям», «подводы»);
- взносы на содержание монгольских послов («корм») и др.
В XIII в. дань взималась в пользу ханов Золотой Орды (выход ордынский). Её платили князья, начиная с Ярослава Всеволодовича (1191—1246). Платили дань более 200 лет.
В 1257 г. для сбора дани татарскими численниками были проведены первые переписи населения (Суздальской, Рязанской, Муромской, Новгородских земель). Выход взимали с каждой души мужского пола и со скота.
В XIV—XV вв. помимо ордынской дани со свободного населения взималась дань, которая направлялась прямо в княжескую казну — в виде натуральных сборов. При Иоанне III (1440—1505, великий князь Московский с 1462 г.) в 1480 г. уплата выхода была прекращена. Хотя в договорных и духовных грамотах и после 1480 г. встречаются упоминания о выходе ордынском, но эти средства шли на содержание татарских царевичей, живших в России.
Иоанн III закрепил также исключительное право казны перерабатывать хмель, варить мед и пиво. Так появилась «медовая дань». В XV—XVI вв. существовала пошлина за право продажи алкогольных напитков — яеуся.
К XIV в. в московском государстве сложилась система кормлений — предоставление права на управление определенной территорией за службу великому князю (князю). Формально полномочия кормленщика ограничивались уставными грамотами. Кормленщик назначал своих слуг сборщиками пошлин (пошлинники) и прямых налогов (тиуны).
Обжаловать действия назначенных кормленщиком сборщиков можно было, обратившись к великому князю (князю) с челобитной (жалобой). Кормленщик получал доходный список, «как ему корм и всякия пошлины сбирать», а населению предоставлялось право челобитья на злоупотребления наместников. Сбор налогов совпадал с периодом сбора урожая.
С конца X в. взималась дорожная пошлина (сначала в пользу Золотой Орды, затем — князей и монастырей). Взималась в виде мыта (на перевозимые товары), годовщины (с торговых людей), мостовщины и перевоза (на людей и товары). Многочисленные дорожные пошлины были отменены только в 1654 г., а мостовщина и перевоз — в 1753 г.
В феодальный период (XIII—XIV вв.), кроме указанных видов налогообложения, появились судебные, торговые пошлины, а также пошлины с соляных варниц, серебряного литья и др.
Гостиная пошлина взималась за право иметь склады, торговая — за право устраивать рынки. Судебная пошлина, или «вира», взималась за убийство, а пошлина «продажа» — за другие преступления.
К началу XVII в. данью или данными деньгами стали называть целую группу налогов (кроме дани — прямой государственной подати), которые взимали с черносошных крестьян и посадских людей.
Со второй половины XVI в. налоги и сборы стали взимать в денежной форме. В военное время вводили чрезвычайные налоги: пищальные деньги предназначались на покупку огнестрельного оружия, емчужные — на изготовление пороха, полоняничные взимались для выкупа полоняников — людей, захваченных в плен татарами и турками. В 1679 г. полоняничные деньги вошли в состав стрелецких денег, представлявших собой налог на содержание стрелецкого войска.
При Иоанне IV Грозном (1530—1584) в 1555 г. установлен сбор четвертовых денег (денег из чети). Это подать, которую взимали с населения для содержания должностных лиц. Сбор их осуществляли чети — центральные государственные учреждения (XVI—XVII вв.), ведавшие сбором разного вида податей (оборонные, стрелецкие, ямские, полоняничные деньги, таможенные и кабацкие пошлины). К XVII в. функционировало шесть четей: Bлaдимиpская, Галицкая, Костромская, Нижегородская, Устюгская и Новая.
С 1556 г. после реформ государственного и местного управления ликвидировали кормления (систему содержания должностных лиц за счет местного населения) и власть наместников и волостелей. На их смену пришли губные и земские учреждения.
В период царствования Михаила Фeдopoвича (1596—1645, царь с 1613 г., первый царь из рода Poмaнoвых) взимание податей стало основываться на писцовых книгах. Служилых людей, живущих в посадах, обложили общим посадским тяглом. Под термином «тягло» порой понимались все виды прямых налогов.
Тяглом облагался не член общины, а определенная единица, округ, волость как совокупность хозяйств. От тягла освобождала гражданская служба по назначению от правительства, военная служба, дворцовая, придворная и отчасти принадлежность к купеческому сословию. С XVII в. эти привилегии стали подвергаться ограничениям.
В XV—XVI вв. распространение получила подать, поступавшая в казну Московского князя (впоследствии — царя), которую взимали в качестве посошного обложения. Данный вид налогообложения получил свое название от «сохи».
Соха — единица обложения в Московском государстве с XIII в. до середины XVII в., когда соха стала заменяться новой податной единицей — «живущей четвертью». В различные периоды на отдельных территориях значение сохи неоднократно менялось.
Налоги с арбузов и ношение бороды: о налоговой реформе Петра I (XVIII в.)
Петр I ввел чрезвычайные налоги: деньги драгунские, рекрутские, корабельные, подать на покупку драгунских лошадей.
При нём появились прибыльщики — это чиновники, которые должны «сидеть и чинить государю прибыли». Появились и новые виды податей. Например,
- подушная подать,
- гербовый сбор,
- налоги с постоялых дворов,
- налоги с пеней,
- налоги с плавных судов,
- налоги с арбузов и с орехов,
- налоги с продажи съестного,
- налоги с найма домов,
- ледокольный налог и др.
В ходе реформы подворное налогообложение заменили подушной податью. Объектом налогообложения становится не двор, а ревизская (мужская) душа.
Ввели новые виды налогообложения — горная подать, гербовые сборы, пробирная пошлина, знаменитый налог на бороды.
Реформам подверглась и организация сбора налогов. Финансовые приказы заменили финансовыми коллегиями. Были заложены основы системы местного самоуправления и местных налогов и сборов. В эпоху Петра I широкое развитие получила система взимания налогов через откупщиков.
Винные акцизы и питейный сбор – важнейшие источники казны. О налоговых реформах первой половины XIX — начала XX в.
При Александре I (1777—1825, император с 1801 г.) изменения в акты законодательства вносились в части следующих фискальных сборов и налогов:
- оброчный сбор;
- гильдейский сбор;
- пошлина с наследств;
- горная подать;
- гербовый сбор;
- питейный сбор.
Вводились новые обязательные платежи:
- процентный сбор с доходов от недвижимого имущества,
- кибиточная подать,
- попудный сбор с меди.
Существенному пересмотру подвергалась система земских денежных и натуральных повинностей. Была реформирована система организации сбора налогов.
В связи с проведением крестьянской реформы 1861 г. была изменена система сбора промыслового налога, введено налогообложение земли, введены подомовый налог, земские налоги и сборы.
Указом от 1 января 1863 г. винные откупа заменены акцизными сборами со спиртных напитков (винным акцизом).
Важнейшими источниками государственной казны стали:
Продолжение следует…