§ 3. Модели в правоведении.
Юридические конструкции
К числу идеальных моделей правоведения, на наш взгляд, относятся такие, как механизм правового регулирования и механизм социально-психологического действия права.
Первая модель была создана для исследования процесса правового регулирования.
Заметим, что ее создание было осуществлено, если можно так выразиться, интуитивно модельно296, без использования указанного термина, но соответствующий материал уже группировался применительно к элементам данной модели. Впервые названный термин был использован Н. Г. Александровым297. Он, заключая термин «механизм» в кавычки, не давал его определения, не указывал элементов, из которых он состоит, но в целом придерживался структуры, соответствующей той, которая в наши дни называется механизмом правового регулирования. В. М. Горшенев в свое время высказал положение о том, что наряду со способами, с формами правового регулирования «необходимо показать структуру (механизм) правового регулирования, его составные части»298.
Обстоятельно механизм правового регулирования был рассмотрен С. С. Алексеевым. Можно сказать, что именно он ввел в употребление указанный термин в его нынешних звучании и содержании. Под механизмом правового регулирования С. С. Алексеев понимает всю совокупность юридических средств, при помощи которых обеспечивается правовое воздействие на общественные отношения299.
В качестве элементов указанного механизма рассматриваются нормы права и нормативные акты, правоотношения, акты реализации, в том числе правоприменение, правосознание и правовая культура. Таким образом, механизм включает не только чисто правовые средства, но и поведение самых разнообразных субъектов в соответствии с нормами права (акты реализации), а также их сознание (правосознание). Представляется, что такого реально существующего объекта, как механизм правового регулирования, в действительности не существует. Не случайно Ю. Г. Ткаченко считает, что «было бы лучше назвать его процессом регулирования»300.
Ю. Г. Ткаченко права в том, что реальное правовое регулирование представляет собой процесс, связи, взаимодействия права с реальным поведением субъектов, опосредованные рядом других феноменов (правоотношение, правосознание, правоприменение и т. д.). Такое уточнение основано на том, что механизм правового регулирования нередко понимается как реальное явление, а не форма отражения процесса регулирования, взаимодействия самы разнообразных по своей природе феноменов.
С. С. Алексеев рассматривает указанный механизм в качестве важной научной категории (понятия), которая охва- тывает, «собирает» все правовые средства, дает целостную картину всех звеньев юридической надстройки, возможность представить их в виде системы «механизменной», динамической301.
Механизм правового регулирования определяется С. С. Алексеевым как «взятая в единстве система правовых средств». Следовало бы учесть, что взятая в единстве мысленно. Реально взять, охватить, увидеть все то, что включается в механизм правового регулирования, невозможно. Все феномены указанного механизма можно охватить, взять, расчленить по элементам, представить взаимосвязанными только идеально. Ни при помощи органов чувств, ни при помощи приборов мы не можем многие из элементов и связей воспринять, исследовать.
Здесь мы также имеем дело с абстрагированием, упрощением действительности, созданием на основе аналогии, подобия идеальной модели (идеального объекта), которая отражает процесс регулирования, дает определенную наглядность (в особенности когда этот механизм предстает в виде иконической модели-схемы), позволяет охватить сразу разнообразные взаимодействующие феномены процесса регулирования. И действительно, в этот механизм включены разнородные феномены, существующие самостоятельно, относительно не зависящие друг от друга.
Прежде всего сюда включаются знаковая система (право, изложенное в знаках языка, письменные юридические акты), многообразные действия (акты реализации права) различных субъектов (организаций и индивидов), сознание общественное и индивидуальное (правосознание), идеальные образы должного или возможного поведения конкретных субъектов (права и обязанности), особого рода мыслительная деятельность (например, толкование) и т. д. Объединение этих разнородных явлений в одно целое — механизм правового регулирования — возможно только мысленно, так же как и группирование по элементам механизма. Этим объединению и распределению по элементам предшествует этап абстрагирования, в процессе которого феномены, составляющие механизм регулирования, должны получить отвлечение от других, тесно с ним связанных.
Например, сознание (правосознание), не существующее без субъектов (общества, индивидов), отвлекается от них, рассматривается в качестве самостоятельного элемента. То же с поведением (акт реализации), не существующим без субъекта, а также с идеальными образами возможного поведения (правами и обязанностями). В результате различных видов абстрагирования (изолирующей абстракции, тождества), в конечном счете в результате абстракции идеализации создается идеальный объект (модель) — механизм правового регулирования. Модель, выступающая средством научного познания процесса правового регулирования, имеет различные функции: объяснения, интерпретации, наглядности отражаемого объекта, упорядоченности знаний о нем и т. д.
Нечеткостью представлений о том, что такое механиз™ правового регулирования, вызваны возражения против не го. Если его отождествлять с реальным процессом регулирования или правовой надстройкой, то этот термин, безусловно, не нужен.
Аналогичный подход, на наш взгляд, должен применяться к социальному и психологическому механизмам действия права — идеальным моделям, отражающим реальные процессы взаимодействия реальных феноменов, имеющим значение метода познания и те же самые функции.
Применительно к юридической науке можно выделить три разновидности моделей в зависимости от того, какого рода информация положена в основу моделей: идеологическую, нормативную и реальную. Первый вид модели может быть создан на основе научно-идеологической информации — какой-либо философии, идеологических и программных документов партий, движений, идей, выдвинутых общественными, в том числе юридическими, науками; второй — на основе действующих правовых норм; третий — на основе информации о реальном состоянии соответствующего политико-правового феномена. Например, можно создать разные модели демократии (идеологическую, но мативную и реальную) или ее отдельных форм и видов (представительного и непосредственного и т. п.), отдельных правовых институтов и т. д.
Следует иметь в виду, что эти разновидности моделей существенно не отличаются друг от друга, но и не тождественны целиком. Определенное расхождение в этих случаях объективно обусловлено характером прогрессивного развития общества, возможностью опережающего отражения действительности в идеологии. Заметим, что любая научная идеология по своей сущности имеет именно такой опережающий характер, в том числе правосознание как форма общественного сознания.
Вначале возникают, формируются разного рода политические и правовые идеи, не только отражающие политическую и правовую системы и действительность в широком смысле, но и в определенной мере опережающие эту действительность. На основе таких идей издаются новые законы или вносятся изменения в существующие. Необходимо определенное время не только для обоснования и формирования политико-правовых идей, но и для осознания того, что возникли условия для внедрения этих идей в жизнь путем закона. Необходима также решительность при принятии конкретных установок руководящей политической силой на издание законов, отражающих сформировавшиеся идеи. Однако и новый закон требует времени для претворения его в жизнь, особенно в тех случаях, когда он устанавливает новые политические или правовые институты.
Таким образом, временное расхождение идей, законов и реальности объективно неизбежно в силу характера идеологического и нормативного отражения действительности. Следовательно, такое же расхождение неизбежно между идеальными моделями, созданными на основе различной информации (на основе идей, норм, информации о реальной жизни).
Эти расхождения неизбежны также потому, что применительно к одному и тому же полити ко-правовому институту могут возникать различные идеи, варианты идеи относительно одной и той же стороны (элемента, признака) политико-правового института.
Многовариантность идеологических моделей институтов демократии, права становится неизбежной и необходимой в условиях идейно-политического плюрализма. Естественно, что в законе может быть закреплен только один из вариантов формирования или изменения соответствующего института или чаше всего вариант, являющийся следствием компромисса, консенсуса политических сил.
Таким образом, несовпадение идеологических и нормативных моделей возможно по причине многовариантности первых. Подобная ситуация складывается и при соотношении нормативных и реальных моделей. Нормы права чаще всего не предопределяют однозначного, одновариантного функционирования того или иного политического либо правового института, а оставляют определенную свободу выбора в процессе реализации этих норм. Примеров подобного расхождения вполне достаточно. Не исключаются и такие ситуации, когда какие-либо идеи могут проводиться в жизнь раньше, чем они нашли закрепление в законах. Например, идея всенародного обсуждения закона как формы непосредственной демократии опередила закон. Эта форма непосредственной демократии была закреплена в Конституции СССР 1977 г. (ст. 114), однако реальное воплощение в жизнь получила до принятия Конституции СССР, в частности в процессе принятия самого этого акта (всенародного обсуждения Основного Закона СССР). Если бы в тот момент решили создать указанные модели социалистической демократии, то такой элемент, как всенародное обсуждение законов, отсутствовал бы в нормативной модели и присутствовал в идеологической и реальной моделях.
В качестве примеров расхождения элементов в составе моделей советской демократии можно назвать референдум. До определенного момента он был элементом лишь идеологической модели. С принятием Конституции СССР он стал и элементом нормативной модели, но до определенного времени не мог быть включен в состав реальной модели демократии. Это относится и к модели демократии в постсоветской России. В идеологической и нормативной моделях референдум присутствует, а в модели, построенной на основе информации и реальной жизни, такого элемента в силу ряда причин нет.
Многие элементы демократии до политической реформы существовали лишь в идеальной форме и могли быть включены исключительно в состав идеологической модели. С принятием законов эти элементы включаются в состав нормативной модели и только с их реализацией — в состав реальной модели (политический и идеологический плюрализм, разделение властей, выдвижение ряда кандидатов по одному избирательному округу и т. д.). В наше время в Российской Федерации институт мажоритарной избирательной системы ликвидирован. Указанный момент остается лишь в идеальной модели демократии и отсутствует в нормативной и реальной.
Институт возмещения вреда, причиненного действиями должностных лиц государственных органов, хотя и существовал формально в Основах гражданского законодательства, а затем в Конституции СССР, но до принятия соответствующих законов фактически не действовал. Следовательно, создать его реальную модель было невозможно. До принятия конкретных законов с положениями о возмещении ущерба, причиненного должностными лицами, возможно было создание лишь разновидности идеологических его моделей и невозможно создание нормативной модели, поскольку нормы Основ и Конституции СССР по своему характеру были весьма общие. Иная картина складывалась с принятием ГК РФ. На основе законов и реальной судебной практики стало возможным создание нормативной и реальной моделей возмещения ущерба государственными органами.
Примеры расхождения элементного состава идеальных моделей (идеологической, нормативной, реальной) в поли- тико-правовой сфере можно было бы продолжить. И такое расхождение неизбежно. Здесь важно подчеркнуть, что при исследовании политических и юридических институтов, при создании их идеальных моделей всегда следует разграничивать эти модели, четко относить те или иные элементы к соответствующему виду моделей. Между тем такое смешение, особенно в доперестроечный период, было неред- ким (когда это касалось демократии, прав личности и др.). (Такая ситуация сохраняется в постсоветской России.) Элементы идеологической и нормативной моделей (например, демократии) выдавались за элементы реальной модели. Следовательно, идеальное выдавалось за реальное. Такой подход ущербен не только в научно-практическом плане, но и в воспитательно-идеологическом, поскольку читатели и слушатели воспринимают подобного рода интерпретации политико-правовых институтов как пропаганду в ее отрицательном смысле, не имеющую ничего общего с действительностью.
Разновидностью моделей в правоведении являются юридические конструкции — гносеологические категории, инструменты, средства познания правовых явлений. Юридическая конструкция — это модель урегулированных правом общественных отношений или отдельных элементов, служащая методом познания права и общественных отношений, урегулированных им. Вопрос о юридических конструкциях как методе познания права затрагивался еще в русской дореволюционной юридической литературе. Так, Н. М. Коркунов отмечал, что одно толкование не может дать полного понимания права, «ибо толкование как объяснение смысла только данной нормы непосредственно связано с правом данной страны, данного времени. Как только приходится иметь дело с применением иностранного закона или вновь изданного, толкование, выработанное для объяснения нашего закона и старого закона, оказывается ни к чему не пригодным… Если бы изучение права ограничивалось одним толкованием, то не только юристам каждого отдельного государства, но даже каждому новому поколению юристов одной и той же страны приходилось бы начинать дело изучения сызнова, так как законы нередко меняются быстрее людских поколений. Между тем, несмотря на разнообразие и изменчивость права, в нем есть и постоянные или, по крайней мере, более устойчивые элементы, не меняющиеся с каждой переменой законодательных определений. Юридическая нормировка отношений меняется гораздо быстрее и легче, чем сами отношения и их основные элементы. Поэтому, если за основу изучения права принять не нормы юридические, как это бывает при толковании, а юридические отношения, то получаются более прочные и устойчивые выводы»302.
Эта мысль Н. М. Коркунова не потеряла значения и для современной юридической науки, которая строится на изучении не только отдельных норм права, но и общественных отношений, урегулированных нормами права. Такой подход обусловливает преемственность и непрерывность изучения права, дальнейшее углубление и расширение знаний о праве. Этот принцип положен и в основу юридического обучения. Значительная роль в изучении права и юридическом обучении принадлежит юридическим конструкциям, которые являются необходимым инструментом познания права как в процессе его научного исследования, так и в процессе изучения практическими работниками конкретных часто изменяющихся нормативных актов.
Н. М. Коркунов, по сути дела, солидаризируется с Р. Иерингом, который называет толкование низшей юриспруденцией, противопоставляя ей как высшую анализ, конструкцию и систематизацию юридических отношений303. Н. М. Коркунов отвергает утверждение С. А. Муромцева о том, что приемы юридической конструкции относятся только к «особенности юридического воззрения»304. Коркунов рассматривает конструкции как общенаучный метод, присущий естественным и общественным наукам. В качестве примера он приводит конструкции из области астрономии и кристаллографии: «Совершенно такое же не только практическое, но и научное значение имеет и юридическая конструкция. Между ней и конструкциями, например, астрономическими и кристаллографическими нет принципиального различия»305. Таким образом, под юридическими конструкциями Н. М. Коркуновым понимается то, что в наше время называется идеальными моделями.
Юридическая конструкция как идеальная модель урегулированных правом общественных отношений или их элементов является формой отражения действительности. Юридическая конструкция создается в результате абстракции. При ее создании исследователь абстрагируется, отвлекается от многообразия видов и свойств общественных отношений, от многообразия их связей с другими общественными факторами (с экономикой, политикой, правосознанием, моралью и т. д.). В юридической конструкции находят отражение лишь те стороны и элементы общественных отношений, которые урегулированы нормами права или благодаря своему характеру могут быть ими урегулированы. Таким образом, в юридической конструкции отражаются лишь те стороны, элементы, свойства общественных отношений, которые являются предметом исследования именно юридической науки. «Основной прием юридической конструкции, — пишет Н. М. Коркунов, — заключается, как известно, в том, что отношения юридические, существующие между людьми, объективируются, рассматриваются как самостоятельные существа, возникающие, изменяющиеся в течение всего существования и, наконец, прекращающиеся»306. Здесь выражена мысль об абстрагировании общественных отношений, урегулированных правом, о выделении их из взаимосвязи с другими общественными явлениями, о придании им в результате идеализации свойств «самостоятельного существа». Однако не совсем приемлемым является термин «объективируются», поскольку иначе напрашивается вывод о том, что правоотношения не объективированы, т. е. реально не существуют, а создаются силой теоретического мышления.
Юридическая конструкция (как и любая модель) является упрощенным образом общественных отношений или их элементов, урегулированных правом. Правовые конструкции как модели возможны именно потому, что исследуемые правоотношения и их элементы могут в результате идеализации рассматриваться как явления сложные, структурные, имеющие определенное системно-структурное строение, включающие разные элементы. Юридическими конструкциями являются составы правоотношения, юридических фактов (преступления, сделки и т. п.). Однако таковыми не являются понятия или определения правоотношения, правонарушения и т. д., поскольку в них не отражается системно-структурное строение исследуемых явлений.
Обратимся к правоотношению. В науке и практике оно мыслится с помощью понятий. Определение понятия обычно дается через общественное отношение с перечислением специфических признаков для правоотношения (урегулированное правом общественное отношение или возникающее на основе норм права отношение, участники которого обладают субъективными правами и обязанностями, и проч.). Заметим, что в науке есть расхождения в определении правоотношения. Представляется, что оба приведенные выше определения имеют основания.
В обществе складываются отношения, которые существуют независимо от того, существует право или нет. Это отношения собственности, распределения материальных благ, семейные и другие отношения, составляющие основу общества. Применительно к ним можно определять правоотношения как общественные отношения, урегулированные правом.
Но есть в обществе и другие отношения, которые возникают на основе норм права. Это отношения, связанные с функционированием политической и государственной систем (надстроечные отношения), например налоговые, процессуальные, отношения в сфере избирательных процедур.
Так, если издан новый закон о введении определенного вида налогов, возникают соответствующие правоотношения. Издан закон об отмене какого-либо налога — прекращаются соответствующие отношения. То же самое с любыми другими надстроечными отношениями.
Однако, например, отмена законов о собственности или семейного кодекса отнюдь не повлечет ликвидации отношений собственности и распределения, брачных и семейных отношений.
Правоотношение может отражаться в научном сознании и с помощью идеальной модели — состава правоотноше- ния. В этом случае неразрывные части, признаки правоотношения отрываются друг от друга, группируются по элементам. Далеко не однородным элементам придается равное значение. Они рассматриваются как равноправные, одноуровневые элементы состава. Субъекты с их свойствами (право-, дее-, деликтоспособностью) объединяются в один элемент; субъективные права и обязанности, не существующие без субъектов, направлены на объект — в другой элемент; объект правоотношения, выступающий прежде всего как объект прав и обязанностей, — в третий элемент.
Неоднопорядковые явления — человек (или организация), идеальные образы должного и возможного поведения (субъективные права и обязанности) и материальные предметы внешнего мира (вещи и т. п.) или действия субъектов — рассматриваются в составе правонарушения как однопорядковые, одноуровневые, самостоятельные элементы, образующие состав. Однако явления однопорядковые — субъективное право, право- и дееспособность — относятся к разным элементам состава, хотя те и другие представляют собой определенную правовую возможность. Таким образом, создается идеальный объект (модель), которого в реальной жизни нет.
Состав правоотношения возникает на основе информации, содержащейся в нормах права, которая не только обобщается в результате абстракции, идеализации, но и преобразуется, упрощается.
То обстоятельство, что состав правоотношения есть модель общественных отношений, урегулированных правом, позволяет, на наш взгляд, выработать определенный подход к спорному в теории права вопросу об объекте правоотношения. Спор заключается в признании или отрицании безобъектных правоотношений. Подавляющее большинство авторов исходят из того, что каждое правоотношение имеет свой объект. В тех случаях, когда фактически нет предмета, на который направлены права и обязанности участников правоотношения (следовательно, и их действия), в качестве такового рассматриваются сами действия обязанного или даже управомоченного субъекта (теория объекта-действия). Но в таком случае правоотношение (права и обязанности) как форма оказывается бессодержательным. Предпочтительной является точка зрения, согласно которой в качестве объекта выступают феномены, находящиеся вне прав и обязанностей, т. е. то, на что они направлены, кроме самих действий сторон. Но в таком случае напрашивается вывод о существовании безобъектных правоотношений. «В тех отраслях права, где результат деятельности лица неотделим от самой деятельности, — отмечает С. С. Алексеев, — нет и специальной проблемы объекта правоотношений»307.
В более поздней работе С. С. Алексеев, по сути дела, отходит от названной позиции и утверждает, что «при теоретическом анализе в любом правоотношении может быть найден особый объект»308. Конечно, этот объект «может быть» найден при спекулятивном подходе, оторванном от действительности. А может быть и не найден, если быть объективным. Да и какой смысл искать то, чего нет, в частности в семейных отношениях, где требуется, согласно позиции анализируемого автора, особое внимание? Спрашивается, какой материальный объект, который требует правовой регламентации, опосредует отношения семейные (не материальные) между мужем и женой, матерью и сыном, братьями и т. д.? Искать объект в этих отношениях — дело не только неблагодарное, но и бесперспективное при любом умственном напряжении.
К рассматриваемой нами проблеме можно подойти и с точки зрения состава правоотношения. Поскольку состав — это искусственная, идеальная модель, конструируемая на основе информации о нормах права и реальных отношений, то возможно создание разных моделей, в том числе такой, в составе которой не будет объекта. Очевидно, что это будет обусловлено самим характером отношений и способов регулирования. Правовое регулирование осуществляется путем регламентации элементов отношений: субъектов (определения правосубъектности, компетенции, невменяемости и т. д.), действий (через определение прав и обязанностей), оснований возникновения прав и обязанностей (путем их описания) и объектов (через установление конкретных к ним требований и т. п.). В тех случаях, когда отношения субъектов не опосредуются объектом, когда, их интересы удовлетворяются непосредственно самим поведением субъекта, бессмысленно регламентировать отношения через несуществующие объекты, а следовательно, бессмысленно создавать состав правоотношения, в который был бы включен объект. Критерием здесь могут выступать сами нормы. В тех случаях, когда в них не упоминается объект, не устанавливается какая-либо его регламентация, можно признать наличие безобъектных правоотношений.
Юридической конструкцией является состав сделкиК И. Б. Новицкий, посвятивший монографию сделкам, не употребляет ни термина «конструкция», ни термина «состав сделки»309. В. П. Шахматов, не оперируя понятием «конструкция», называет свою работу «Составы противоправных сделок и обусловленные ими последствия» (Томск, 1967). Само название подчеркивает структурно сложное строение сделки. В работах указанных и ряда других авторов, исследовавших сделки, последние так или иначе рассматриваются как сложное явление, имеющее структуру, элементы, хотя при этом довольно часто не употребляется термин «элемент сделки».
Анализируя гражданско-правовую литературу, посвященную сделкам, и соответствующий нормативный материал, приходим к выводу о том, что конструкция сделки представляет собой более сложную организацию элементов по сравнению, например, с составом правонарушения. Конструкция сделки, с одной стороны, во многом по своему элементному составу аналогична конструкции состава правонарушения, поскольку та и другая характеризуют юридические факты, относящиеся к действиям; с другой стороны, отличается от состава правонарушения, так как сделка прямо направлена на установление прав и обязанностей. В этом она сближается с конструкцией правоотноше- ния. Таким образом, ей свойственны элементы и юридического факта, и правоотношения. В конструкции сделки можно выделить следующие элементы.
Субъекты (субъект) сделки, обладающие общей или специальной правоспособностью либо сделкоспособностью. Следует подчеркнуть, что в гражданско-правовой литературе субъекты не всегда выделяются в качестве особого элемента. Например, В. П. Шахматов, обособляя субъективные признаки сделки, относит к последним сделкоспособность, не выделяя субъекта как элемент сделки. Представляется, что для унификации юридических конструкций целесообразно выделить субъекта сделки в качестве самостоятельного элемента с характерными признаками.
Субъективная сторона сделки, проявляющаяся в сознании и воле субъекта в соответствии с волеизъявлением и целью сделки. В гражданско-правовой литературе такой элемент прямо не указывается, но субъективная сторона сделки характеризуется в том случае, когда анализируются цель сделки и соответствие (или несоответствие) воли своему внешнему выражению (волеизъявлению). Здесь мы также наблюдаем психологическое отношение субъекта сделки как к своим действиям, с помощью которых сделка объективируется, проявляется вовне, так и к последствиям, но последствиям юридическим, наступления которых желает субъект.
Форма сделки, т. е, способы выражения воли вовне. Форма сделки характеризует внешние действия ее субъектов, договаривающихся устно или составляющих письменный документ, который в определенной форме санкционируется, регистрируется (или не регистируется) государственными органами. Либо сделка находит выражение в конклю- дентных действиях ее субъектов. Таким образом, указанные элементы сделки во многом совпадают с элементами других юридических фактов, в частности с такими элементами состава правонарушения, как субъект, субъективная сторона, и такими элементами объективной стороны, как действие. Содержание сделки. Этот элемент сделки представляет собой круг прав и обязанностей ее субъектов, условия, сроки реализации. Содержание фактически описывает содер- жание прав и обязанностей правоотношения, возникающего в результате сделки. Этот элемент конструкции сделки сближает ее с конструкцией правоотношения.
Предмет сделки и признаки, характеризующие его (сумма, количество, качество, ассортимент, комплектность и т. п.). В цивилистической литературе данный элемент обычно относится к обязательным частям содержания сделки. Это объяснимо, поскольку характер и объем прав и обязанностей в значительной мере определяются вышеназванными признаками предмета сделки. Однако при конструировании сделки допустимо выделение его в качестве самостоятельного элемента состава сделки.
Таким образом, краткий анализ элементов состава сделки подтверждает более сложную его конструкцию по сравнению с правонарушениями. Порочность конкретной сделки, ее действительность или недействительность могут следовать из порочности отдельных ее элементов, соответствия или несоответствия ее элементов закону.
Модели в праве и правоведении
⇐ ПредыдущаяСтр 69 из 79
К числу идеальных моделей правоведения, на наш взгляд, относятся такие, как механизм правового регулирования и механизм социально-психологического действия права.
Первая модель была создана для исследования процесса правового регулирования. Заметим, что ее создание было осуществлено, если можно так выразиться, интуитивно модельно296, без использования указанного термина, но соответствующий материал уже группировался применительно к элементам данной модели. Впервые названный термин был использован Н. Г. Александровым297. Он, заключая термин «механизм» в кавычки, не давал его определения, не указывал элементов, из которых он состоит, но в целом придерживался структуры, соответствующей той, которая в наши дни называется механизмом правового регулирования. В. М. Горшенев в свое время высказал положение о том, что наряду со способами, с формами правового регулирования «необходимо показать структуру (механизм) правового регулирования, его составные части»298.
Обстоятельно механизм правового регулирования был рассмотрен С. С. Алексеевым. Можно сказать, что именно он ввел в употребление указанный термин в его нынешних звучании и содержании. Под механизмом правового регулирования С. С. Алексеев понимает всю совокупность юридических средств, при помощи которых обеспечивается правовое воздействие на общественные отношения299.
В качестве элементов указанного механизма рассматриваются нормы права и нормативные акты, правоотношения, акты реализации, в том числе правоприменение, правосознание и правовая культура. Таким образом, механизм включает не только чисто правовые средства, но и поведение самых разнообразных субъектов в соответствии с нормами права (акты реализации), а также их сознание (правосознание). Представляется, что такого реально существующего объекта, как механизм правового регулирования, в действительности не существует. Не случайно Ю. Г. Ткаченко считает, что «было бы лучше назвать его процессом регулирования»300.
Ю. Г. Ткаченко права в том, что реальное правовое регулирование представляет собой процесс, связи, взаимодействия права с реальным поведением субъектов, опосредованные рядом других феноменов (правоотношение, правосознание, правоприменение и т. д.). Такое уточнение основано на том, что механизм правового регулирования нередко понимается как реальное явление, а не форма отражения процесса регулирования, взаимодействия самы разнообразных по своей природе феноменов.
С. С. Алексеев рассматривает указанный механизм в качестве важной научной категории (понятия), которая охва- тывает, «собирает» все правовые средства, дает целостную картину всех звеньев юридической надстройки, возможность представить их в виде системы «механизменной», динамической301.
Механизм правового регулирования определяется С. С. Алексеевым как «взятая в единстве система правовых средств». Следовало бы учесть, что взятая в единстве мысленно. Реально взять, охватить, увидеть все то, что включается в механизм правового регулирования, невозможно. Все феномены указанного механизма можно охватить, взять, расчленить по элементам, представить взаимосвязанными только идеально. Ни при помощи органов чувств, ни при помощи приборов мы не можем многие из элементов и связей воспринять, исследовать.
Здесь мы также имеем дело с абстрагированием, упрощением действительности, созданием на основе аналогии, подобия идеальной модели (идеального объекта), которая отражает процесс регулирования, дает определенную наглядность (в особенности когда этот механизм предстает в виде иконической модели-схемы), позволяет охватить сразу разнообразные взаимодействующие феномены процесса регулирования. И действительно, в этот механизм включены разнородные феномены, существующие самостоятельно, относительно не зависящие друг от друга.
Прежде всего сюда включаются знаковая система (право, изложенное в знаках языка, письменные юридические акты), многообразные действия (акты реализации права) различных субъектов (организаций и индивидов), сознание общественное и индивидуальное (правосознание), идеальные образы должного или возможного поведения конкретных субъектов (права и обязанности), особого рода мыслительная деятельность (например, толкование) и т. д. Объединение этих разнородных явлений в одно целое — механизм правового регулирования — возможно только мысленно, так же как и группирование по элементам механизма. Этим объединению и распределению по элементам предшествует этап абстрагирования, в процессе которого феномены, составляющие механизм регулирования, должны получить отвлечение от других, тесно с ним связанных.
Например, сознание (правосознание), не существующее без субъектов (общества, индивидов), отвлекается от них, рассматривается в качестве самостоятельного элемента. То же с поведением (акт реализации), не существующим без субъекта, а также с идеальными образами возможного поведения (правами и обязанностями). В результате различных видов абстрагирования (изолирующей абстракции, тождества), в конечном счете в результате абстракции идеализации создается идеальный объект (модель) — механизм правового регулирования. Модель, выступающая средством научного познания процесса правового регулирования, имеет различные функции: объяснения, интерпретации, наглядности отражаемого объекта, упорядоченности знаний о нем и т. д.
Нечеткостью представлений о том, что такое механиз™ правового регулирования, вызваны возражения против не го. Если его отождествлять с реальным процессом регулирования или правовой надстройкой, то этот термин, безусловно, не нужен.
Аналогичный подход, на наш взгляд, должен применяться к социальному и психологическому механизмам действия права — идеальным моделям, отражающим реальные процессы взаимодействия реальных феноменов, имеющим значение метода познания и те же самые функции.
Применительно к юридической науке можно выделить три разновидности моделей в зависимости от того, какого рода информация положена в основу моделей: идеологическую, нормативную и реальную. Первый вид модели может быть создан на основе научно-идеологической информации — какой-либо философии, идеологических и программных документов партий, движений, идей, выдвинутых общественными, в том числе юридическими, науками; второй — на основе действующих правовых норм; третий — на основе информации о реальном состоянии соответствующего политико-правового феномена. Например, можно создать разные модели демократии (идеологическую, но мативную и реальную) или ее отдельных форм и видов (представительного и непосредственного и т. п.), отдельных правовых институтов и т. д.
Следует иметь в виду, что эти разновидности моделей существенно не отличаются друг от друга, но и не тождественны целиком. Определенное расхождение в этих случаях объективно обусловлено характером прогрессивного развития общества, возможностью опережающего отражения действительности в идеологии. Заметим, что любая научная идеология по своей сущности имеет именно такой опережающий характер, в том числе правосознание как форма общественного сознания.
Вначале возникают, формируются разного рода политические и правовые идеи, не только отражающие политическую и правовую системы и действительность в широком смысле, но и в определенной мере опережающие эту действительность. На основе таких идей издаются новые законы или вносятся изменения в существующие. Необходимо определенное время не только для обоснования и формирования политико-правовых идей, но и для осознания того, что возникли условия для внедрения этих идей в жизнь путем закона. Необходима также решительность при принятии конкретных установок руководящей политической силой на издание законов, отражающих сформировавшиеся идеи. Однако и новый закон требует времени для претворения его в жизнь, особенно в тех случаях, когда он устанавливает новые политические или правовые институты.
Таким образом, временное расхождение идей, законов и реальности объективно неизбежно в силу характера идеологического и нормативного отражения действительности. Следовательно, такое же расхождение неизбежно между идеальными моделями, созданными на основе различной информации (на основе идей, норм, информации о реальной жизни).
Эти расхождения неизбежны также потому, что применительно к одному и тому же полити ко-правовому институту могут возникать различные идеи, варианты идеи относительно одной и той же стороны (элемента, признака) политико-правового института.
Многовариантность идеологических моделей институтов демократии, права становится неизбежной и необходимой в условиях идейно-политического плюрализма. Естественно, что в законе может быть закреплен только один из вариантов формирования или изменения соответствующего института или чаше всего вариант, являющийся следствием компромисса, консенсуса политических сил.
Таким образом, несовпадение идеологических и нормативных моделей возможно по причине многовариантности первых. Подобная ситуация складывается и при соотношении нормативных и реальных моделей. Нормы права чаще всего не предопределяют однозначного, одновариантного функционирования того или иного политического либо правового института, а оставляют определенную свободу выбора в процессе реализации этих норм. Примеров подобного расхождения вполне достаточно. Не исключаются и такие ситуации, когда какие-либо идеи могут проводиться в жизнь раньше, чем они нашли закрепление в законах. Например, идея всенародного обсуждения закона как формы непосредственной демократии опередила закон. Эта форма непосредственной демократии была закреплена в Конституции СССР 1977 г. (ст. 114), однако реальное воплощение в жизнь получила до принятия Конституции СССР, в частности в процессе принятия самого этого акта (всенародного обсуждения Основного Закона СССР).
Если бы в тот момент решили создать указанные модели социалистической демократии, то такой элемент, как всенародное обсуждение законов, отсутствовал бы в нормативной модели и присутствовал в идеологической и реальной моделях.
В качестве примеров расхождения элементов в составе моделей советской демократии можно назвать референдум. До определенного момента он был элементом лишь идеологической модели. С принятием Конституции СССР он стал и элементом нормативной модели, но до определенного времени не мог быть включен в состав реальной модели демократии. Это относится и к модели демократии в постсоветской России. В идеологической и нормативной моделях референдум присутствует, а в модели, построенной на основе информации и реальной жизни, такого элемента в силу ряда причин нет.
Многие элементы демократии до политической реформы существовали лишь в идеальной форме и могли быть включены исключительно в состав идеологической модели. С принятием законов эти элементы включаются в состав нормативной модели и только с их реализацией — в состав реальной модели (политический и идеологический плюрализм, разделение властей, выдвижение ряда кандидатов по одному избирательному округу и т. д.). В наше время в Российской Федерации институт мажоритарной избирательной системы ликвидирован. Указанный момент остается лишь в идеальной модели демократии и отсутствует в нормативной и реальной.
Институт возмещения вреда, причиненного действиями должностных лиц государственных органов, хотя и существовал формально в Основах гражданского законодательства, а затем в Конституции СССР, но до принятия соответствующих законов фактически не действовал. Следовательно, создать его реальную модель было невозможно. До принятия конкретных законов с положениями о возмещении ущерба, причиненного должностными лицами, возможно было создание лишь разновидности идеологических его моделей и невозможно создание нормативной модели, поскольку нормы Основ и Конституции СССР по своему характеру были весьма общие. Иная картина складывалась с принятием ГК РФ. На основе законов и реальной судебной практики стало возможным создание нормативной и реальной моделей возмещения ущерба государственными органами.
Примеры расхождения элементного состава идеальных моделей (идеологической, нормативной, реальной) в поли- тико-правовой сфере можно было бы продолжить. И такое расхождение неизбежно. Здесь важно подчеркнуть, что при исследовании политических и юридических институтов, при создании их идеальных моделей всегда следует разграничивать эти модели, четко относить те или иные элементы к соответствующему виду моделей. Между тем такое смешение, особенно в доперестроечный период, было неред- ким (когда это касалось демократии, прав личности и др.). (Такая ситуация сохраняется в постсоветской России.) Элементы идеологической и нормативной моделей (например, демократии) выдавались за элементы реальной модели. Следовательно, идеальное выдавалось за реальное. Такой подход ущербен не только в научно-практическом плане, но и в воспитательно-идеологическом, поскольку читатели и слушатели воспринимают подобного рода интерпретации политико-правовых институтов как пропаганду в ее отрицательном смысле, не имеющую ничего общего с действительностью.